— Нет! — страшным голосом закричал Крысак. — Никому не звони, слышишь! Нельзя! Мы.. одни… Все будет… хорошо… я должен… не могу… нельзя… возвращаться. Там мрак, слышишь! И больше ничего! Мост… я должен жить…все исправить…
— Покайся! — вежливо предложила я.
Киприянов, казалось, на секунду пришел в себя. И сделал именно то, что я ожидала.
— Жаба! Кошак! Связать ее! Нет, на цепь! Если она сбежит, вы... я вас… Водки, Вера, дай водяры!
Вера с ужасом посмотрела под ноги, на пол и осколки.
— Ну!
Через секунду ее уже не было в комнате. Жаба и Кошак засуетились. Им было страшно, но шеф велел. Они исполнили его приказ дословно – посадили меня на собачью цепь, заклепав на одной моей лодыжке полоску металла. В комнате, где меня заперли, в стену был вогнан крюк, пол был забит однотонным ковром, в одном углу стояла моя кровать – узкое, твердое ложе, в другом кучей была свалена одежда. Свержу, жалким, помятым комком, зеленело шифоновое платье. Цепь позволяла мне дойти до унитаза в крошечной ванной, но принять душ я уже не могла, равно, как и подойти к окну. В комнате было пыльно и душно, Вера приносила мне еду. Она так боялась меня, что заскакивала на одну минуту, подхватывала с полу грязную одежду, оставляла поднос у кровати и убегала, чтобы чуть позже в том же темпе забрать нетронутые тарелки. Я пыталась с ней поговорить, но она только ежилась от моего голоса.
Киприянов пришел через четыре дня, остановился на пороге. Глаза у него были красные, воспаленные.
— Довольна?
Я положила ногу на ногу, звякнув цепью.
— Чего не жрешь?
— Опасаюсь за свою драгоценную жизнь!
— Ты че, думаешь, я травить тебя стану?!
— Ты не станешь, другие – могут!
— Ешь, я сказал. Ты мне живая нужна. Отведешь меня туда. Нас. Надолго.
— Хочешь жить вечно?
— Хочу. Сама виновата. Не нужно было устраивать... — Киприянов запнулся.
— Экскурсию в ад? Так это был еще не ад, просто выпавшая из моста перекладина. Пустота. Трещина между мирами.
— Я думал, что ничего не боюсь в этом мире, —с усилием выдавливая из себя слова, сказал Киприянов, — но эта тьма... мрак... ничто. Я третью ночь заснуть не могу.
— Я не могу заснуть семь месяцев, — холодно заметила я. — Помог бы ты мне, а, Крысак?
Киприянова вскинул на меня красные глаза, пошевелил губами, словно хотел что-то сказать, но не сказал ничего - вышел и загремел массивным ключом в замке.
Пришла Вера. От подноса вкусно пахло.
— Вкусно пахнет, — сказала я.
— Утиное рагу, — прошептала Вера.
— Ах, сладки утиные лапки! А ты их едал? Нет, я не едал. Мой дядя видал, как барин едал, — с выражением процитировала я.
Вера закусила губу и отвернулась.
— Вы бы поели. Борис Петрович…
— … осерчали, — вздохнула я. — Знаю. Но есть не буду.
— Мне попадет, — тихо сказала Вера.
— Скажи, что пыталась, но я из твоих рук вкушать не согласилась.
— Зачем вы так? Я с первого дня…
— Сколько ты здесь? Года два, так? А Борис Петрович когда заболел? Не с твоим ли появлением?
Вера отступила на шаг, оглянулась на дверь.
— Сколько тебе лет? Сто? Двести?
— Вы сумасшедшая!
— Больше не носи мне еду. Я ничего есть не буду. Так Борису Петровичу и передай. Прости, если обидела понапрасну.
Вера помедлила и кивнула. Ушла. Ни взглядом, ни эмоциями не выдала, скользнули ли мои слова по поверхности непонимания или вонзились в самое нутро. Никого я здесь нормально не чувствовала. Просто игра вслепую какая-то.
Дверь за Верой запирал Жаба. Заглянул внутрь, глумливо усмехнулся, скользнув взглядом по цепи на моей ноге, сложил из пальцев пистолетное дуло и выразительно пошевелил губами: пиф-паф!
Я лежала, бездумно глядя в потолок. Даже не сразу поняла, кто вошел.
— Здравствуйте, Жанна Викторовна.
— Я вовсе не Жанна и совсем не Викторовна.
— Знаю, догадался.
Скат подошел совсем близко, протянул ладонь. Я не коснулась его руки, села.
— А вам, Сеня, вроде папаша ваш ко мне приближаться не велел.
Сеня сел на край кровати, дернул плечом:
— Почему вы мне сразу не сказали? Я думал, вы мне доверяли.
— Ты ее искал?
— Три месяца. Не верил, что она могла вот так… после всего… Я знал, что нам не быть вместе, но… Потом решил: куда я со свиным рылом… Сначала пил, потом… стал жить, как раньше. Знаю, я слабак, не смотрите на меня так… Вы уже поняли, кто… убийца?
Я помолчала, спросила:
— А ты не боишься? Что я думаю на тебя.
Сеня опять дернул плечом. Ответил холодно:
— Думай, что хочешь. Если виноват в чем-то – накажи. Но не за то, чего я не делал. Я ничего не понял, что отец мне пытался объяснить. Древняя магия какая-то, мосты эти, куда ты его водила, что там с ним сделала — не важно это все. Хочешь, я сейчас… для тебя, все, что попросишь. Жабу вырублю, Кошака, цепь перепилю, только отдай мне его, убийцу, а?
Я вздохнула.
— Все-то вы пытаетесь со мной сделки заключать. Одному одно надо, другому – другое. Не нужно ничего. Не ссорься с отцом. Все это не твое. Аглая тебя полюбила. Но люди иногда совершают странные поступки. Не подходи ко мне… пока, не пытайся общаться. Я не хочу предвзятости.
Сеня кивнул и вышел.