Мосты не горят

Она не стала манерничать и предстала передо мной без покрова иллюзии. Главное теперь не разглядывать ее слишком жадно. Я всё-таки в первый раз лицезрела зифа, хоть и полукровку, скорее всего. Личико у нее оставалось всё таким же миловидным, но глаза округлились, и в них отчетливо проступило что-то рыбье. Локоны волос, тяжелой массой падающие до колен, отливали зеленцой, губы казались неестественно алыми. Понятное дело, никакого клюва и плавников, или что там изображали на старинных гравюрах, – девушка как девушка, просто немного… потусторонняя на вид. Совсем не страшная. Нет, страшная. Очень.

— Где Жаба?

— Сегодня тебя охраняет Павел. Он спит.

— Ха!... Следовало догадаться. И все, должно быть, крепко спят, кроме нас двоих. Ну, что ж… Теперь мне все ясно, — сказала я.

Вера мигнула. Мне показалось, или у нее двойные веки – одно обычное и одно полупрозрачное?

— Ты ничего не знаешь, — ее голос стал прежним, вполне приятным.

— Да ладно, — я опустилась на кровать, села на подушку, скрестив ноги. Сдается мне, сегодня меня убивать не будут. — Ты нашла себе настоящий розарий, жила и питалась. Вряд ли, конечно, высосала Киприянова, ты же не приближалась к нему настолько близко. Если, конечно, с ним не спала. Не спала ведь? Тебе и Антона хватало. А потом ты узнала, что Сеня – сын Бориса Петровича. Это стало бы для тебя подарком – женить на себе богатого в перспективе парня, еще и с кровью фей, и со временем стать хозяйкой всего. А тут появилась конкурентка. И ты решила ее убрать.

— Я не убивала Аглаю, — спокойно сказала Вера.

— Я не говорила тебе, как ее звали.

Вера фыркнула:

— Имеющий уши да услышит.

— Тогда изложи мне свою версию событий. И поподробнее о том, чего ты хочешь от меня и что можешь мне предложить.

Вера впервые с начала нашей беседы пошевелилась. Волосы ее тоже ожили, приподнялись над плечами, пошли волнами, словно под напором подводного течения. Она, кажется, непритворно нервничала. Я смотрела на нее, затаив дыхание, – дивное это было зрелище.

— Я скажу тебе, кто убийца.

— Я уже догадалась. Почти.

— Ты сомневаешься. В этом доме ты глуха. Как добьёшься признания? А если ошибёшься? Хочешь стать убийцей? Что Холмы Искупления делают с убийцами?

Я прикусила губу:

— Говори. Я тебя слушаю.

Вера порывисто вздохнула. Ее босые ноги оторвались от пола – она повисла в полуметре от ковра, вся обтекаемая невидимыми потоками, от которых вздымалась ткань сорочки над коленями и волосы играли волнами. «Обалдеть можно», — подумала я.

— Мой отец – человек, мать – зиф. Он всегда был для нее особой пищей. Он – врач, хирург, спасает людей…

— Понятно, — кивнула я. — Другие энергии: подаренная жизнь, вечная благодарность пациентов… Есть, чем поживиться.

— Да, — глаза Веры блеснули. — Мать процветала. Нет, она делала это не со зла. Она… любила по-своему. Но он все равно заболел. И я… уговорила её уйти, оставить нас. Я его лечила по больницам, коллеги помогли, бывшие пациенты, он не умер, но… угасает. Мы продали всё. Я боялась… ушла из дома… прихожу редко. Пожалуйста, отведи его на Холмы!

Вера рванулась ко мне сквозь смутно угадываемую водную пелену вокруг, и я невольно отшатнулась. Она поняла и «отплыла» назад.

— Так-так-так. А ты сама не боишься за него? Что делают Холмы с… нарушившими принцип «не убий»?

Вера взволнованно покачала головой:

— Он… никогда… только спасал.

— А как же шутка: у каждого врача есть своё личное кладбище?

— Нет, нет…

— Ну смотри. Что дальше?

— Ты даже не представляешь, что, — Вера улыбнулась. — Тебе понравится.

…Мы вернулись, когда дом еще спал. Я была утомлена и возбуждена одновременно. К горлу подкатывала тошнота – сказывалась усталость от нескольких часов мысленной речи. Надеюсь, Холмы меня услышали и сделают то, о чём я просила. Я не могла отменить их решения, но могла их отсрочить. Всё изменилось, не изменилось лишь моё твёрдое намерение покарать злодея. Пусть события идут своим чередом, но правда должна открыться.

Утром пришел Киприянов. Кажется, даже не удивился, увидев меня у окна, без цепи. Достал из кармана наручники, шагнул ближе.

— Нет, — твердо сказала я. — Я и так иду с тобой, добровольно.

— Добровольно, — повторил Крысак устало, — это от слов «добрая воля». Какая же она добрая, твоя воля? Я с тобой словно на плаху поднимаюсь.

— Так не ходи, — сказала я.

Киприянов бросил на меня тяжелый, обжигающий ненавистью взгляд, но наручники спрятал.

Мы пошли по коридору к комнате с мостом. В глубокой нише у поворота в новое крыло копошилась Вера с тряпкой и веничком для сметания пыли.

— Свободна на сегодня, — отрывисто бросил ей Киприянов.

Вера кивнула, подхватила пластиковое ведро и двинулась в противоположную от нас сторону.

У дверей в бальный зал маячила знакомая фигура, Киприянов резко остановился.

— Сеня, — сказал он, багровея. — Я же просил тебя… Ты же должен был… Так! В аэропорт, быстро! Я…

— Нет, — Сеня покачал головой, улыбаясь одними глазами. — Я обязан быть рядом с тобой. Не проси, не уговаривай – я так решил.