Мотя

– «И помните расстояние или совместное хмуриться ничего не имеет значения, но любовь вопросы выделить в жизни».

– Не по-русски как-то…

– Нигерийское письмо, что ты хочешь.

В автобус поднялся лейтенант в военной форме с краповыми просветами на погонах, сзади маячил лопоухий автоматчик с плоским медальным лицом азиата.

– Документики, попрошу, – пробасил лейтенант и пошел вдоль кресел. Пассажиры доставали пропуска, закатанные в пластик, будили спящих соседей и успокаивали проснувшихся детей. Кока тоже вытащил откуда-то два прямоугольничка – среди бледных геометрических фигур, напоминавших картины Кандинского, можно было разглядеть надпись ПРОПУСК и маленькую фотографию владельца, выглядывающую из левого нижнего угла.

– Ты где это взял? – спросила удивленная Мотя.

– Я серьезно подошел к вопросу, – ответил Кока. – Конечно, мы можем сейчас положить весь караул, и пройти в город по их дымящимся трупам, но нам не нужен лишний шум, верно?

– Верно, – согласилась Мотя.

– Вот так у нас хранится Советская граница

И никакая сволочь её не перейдёт.

В Алёшиной коллекции та пуговка хранится.

За маленькую пуговку ему большой почёт, – пропел Кока.

Наконец, офицер вышел из автобуса и махнул водителю: проезжайте! Часовой поднял шлагбаум, и автобус вкатил в город. Мотя разглядывала разноцветные дома – из-за цветового голода их стены были раскрашены веселыми красками, тут и там стояли стилизованные чумы – то автобусные остановки, то детские городки, то магазинчики, торгующие кедровым молоком. Были и обычные, настоящие чумы – это вогулы приехали в город, чтобы продать муксуна, оленину, бруснику, чучела белок и кисы – красиво расшитую обувь из оленьих шкур; все это было разложено тут же на нартах, у которых стояли вогульские женщины в нарядных ягушках и цветастых платках, рядом мирно дремали олени, иногда изумленно открывающие большие глаза: что нам Юдольск? что мы Юдольску?

«Нас, жизнью брошенных сирот, полуволчат, полулюдей, Сибирь вскормила, словно мать, высоких кедров молоком грудей, – прочла Мотя курсив на фасаде одного из домов, – Вот потому мы будем выть, и жрать луны печальный бок – до той поры, пока наш гнев возьмёт себе наш тихий бог».

– Ого! это чье? – спросила Мотя, указывая Коке на текст.

– Это Кам Ши, поэтесса местная. Хотели гимн Сибири сделать, но решили, что слишком откровенно. Да и потом, Югра же вся к Уральскому федеральному округу относится, а не к Сибири. Поэтому так оставили, отлили, понимаешь, в граните.

Кока вставил в пустое место в игре «15», которую гонял уже почти целый час, вырезанный из пенопласта квадратик, чтобы не гремели костяшки, плотно закрыл коробку, и сунул в карман.

– А куда мы вообще едем? – спросила Мотя. – Нефтяное сердце, я помню. Но где мы его будем искать?

– Мне Ятыргин перед смертью сказал, что нам надо найти в этом городе академика Гугеля, он нам все и расскажет. Я думаю, мы его быстро найдем.

Действительно, в Юдольске все знали академика Гугеля. Дети в детсадах, жующие по утрам отварной говяжий язык, знали, что их кормит акедемик Гугель. Школьники, слушающие в наушниках лингафонного кабинета чужую речь, знали, что такую возможность дал им академик Гугель. Нефтяники, вывозящие своих жен под южное солнце, молились на слезы академика Гугеля.

В тяжелое для страны время ковали советские институты странный народ – геологов. Отбирали их из сирот, которых ничего не привязывало к людям. Отравленные уже на первом курсе копальхемом, геологи могли не спать и совершенно не уставали. В их глазах горел нездешний черный огонь, заострившиеся серые лица их ели лунный свет, а тонкие длинные пальцы отыскивали в тайных закоулках земли полости, занятые нефтью, так необходимой молодой Советской стране.

Страна не жалела себя, кровью, потом, слезами и спермой прокладывая себе дорогу к свету, – потому что и враги ее не жалели себя, изобретая все новые дьявольские ухищрения. Все помнили дело Тухачевского, когда оказалось, что маршал был германским шпионом. И выяснилось это очень случайно, после странной смерти немецкого физика Браффа, который говорил, что большая часть мира для нас невидима, поскольку состоит из частиц, не воспринимаемых нашим взглядом, не регистрируемых нашими приборами, вообще не доступных человеческому знанию до той поры, пока мы не начинаем замечать их разнообразные влияния. Эта часть мира получила название темной материи. Но, раз существует темная материя, темное пространство, значит, может существовать и темное время, и мы живем не 24 часа в сутки, а больше, и про остальное просто не помним. А Тухачевский помнил, и шпионил в это самое темное время в пользу Германии.