Мотылек

– Я был в дальнем конце острова: навешивал железную дверь на здание скотобойни. Там-то я и услышал об убийстве нашего друга. Был полдень. Вместо того чтобы идти в лагерь, я вернулся на работу, сказав, что мне надо еще поковыряться в замке. Взял трубку длиной в метр. К другому куску трубы приладил пику с двусторонней заточкой. Вставил пику острием внутрь первой трубы – и получилась полная маскировка. Возвратился в лагерь около пяти вечера. Багор спросил, что это я несу, а я ответил, что у меня в гамаке сломалась деревянная планка и надо заменить ее на ночь этой трубой. Было еще светло, когда я пришел в нашу камеру, благоразумно оставив трубу в умывальнике. Перед перекличкой я ее забрал оттуда. Темнело. Плотно окруженный друзьями, я быстро изготовил оружие к бою. Армянин и Сан-Суси находились в своей части камеры и стояли перед гамаками. Поло держался несколько сзади. Хорошие ребята Жан Кастелли и Луи Гравон, но, сам понимаешь, они уже в возрасте, и у них нет ловкости, необходимой в подобных драках. Мне хотелось управиться с этим делом до твоего прихода, чтобы тебя ни во что не впутывать. С твоим «послужным списком» ты бы мог точно схлопотать вышку. Жан вырубил свет в дальнем конце комнаты, то же самое сделал Гравон с ближним светом. Осталась одна лампа посередине, так что в камере стало почти темно. У нас был большой электрический фонарь, который дал нам Дега. Жан пошел спереди, а я позади.

Когда мы приблизились к ним, Жан включил фонарь, и яркий луч ударил прямо в лицо. Ослепленный армянин, защищаясь от света, поднес левую руку к глазам и в ту же секунду получил копье в горло. Сан-Суси, тоже ослепленный, выхватил было нож, но не знал, что предпринять, когда получил встречный удар. Я саданул его так сильно, что нож проткнул ему горло насквозь. Поло бросился на пол и забился под гамаки. Я не стал доставать его оттуда, поскольку Жан выключил фонарь, – это-то и спасло Поло.

– Кто их стащил в гальюн?

– Не знаю, должно быть, кто-то из их «шалаша», чтобы разрядить им задницы и прикарманить гильзы.

– Но там ведь лужи крови.

– Ты говоришь мне о лужах крови! Я им так исполосовал шеи, что она, поди, вытекла вся до последней капли вместе с желудочным соком. Когда я готовил свое копье, у меня возникла мысль о фонаре. В мастерские зашел один багор и стал менять батарейки в своем. Это и побудило меня обратиться к Дега с этой просьбой. И он дал мне фонарь. А теперь пусть наводят какой угодно шмон – все равно ничего не найдут. Я уже вернул фонарь Дега через одного надсмотрщика-араба. От ножа тоже отделался. Так что все шито-крыто. Я нисколько не сожалею. Они убили нашего друга, когда у него в глазах было полно пены, а я им помог отправиться на тот свет, когда у них в глазах было полно света. Значит, мы квиты. А ты как думаешь, Папи?

– Ты устроил все великолепно. Не знаю, как и благодарить тебя: мало того что так быстро отомстил, ты еще и не стал вмешивать меня в это дело!

– Да брось ты. Я только исполнил свой долг. Ты и без того натерпелся и так отчаянно рвешься на свободу. Я сделаю все, что надо.

– Спасибо, Гранде. Да, я желаю вырваться отсюда больше прежнего. Помоги мне разобраться с этим делом и поставить на том точку. Если честно, я не верю, что армянин предупредил свой «шалаш» о том, что собирается убить Матье. Поло никогда бы не примирился с таким трусливым убийством. Уж кто-кто, а он бы понял, к чему оно приведет.

– Я тоже так думаю. Только Гальгани уверяет, что они все виноваты.

– Ладно, посмотрим, что произойдет в шесть часов утра. Я не пойду на работу. Скажусь больным и останусь здесь.

Утром в пять к нам подошел старший по корпусу:

– Ребята, как вы думаете, вызывать мне охрану или нет? Я только что обнаружил в гальюне двух окочурившихся.

Старый каторжник лет семидесяти пытался убедить нас – нас убедить! – что с половины седьмого вечера он ничего такого не замечал, то есть с того момента, когда тех ребят окочурили. И это несмотря на то, что пол был залит кровью и народ ходил взад и вперед по кровавым лужам, разнося повсюду кровавые пятна. И все это не где-нибудь, а как раз посередине прохода нашей камеры.

Гранде отвечал не менее хитро, вторя изумлению старого прощелыги:

– Ну да?! Двое окочурившихся в гальюне? С каких пор?

– Понятия не имею, хоть режьте, – продолжает старик. – Я спал с шести вечера и ничего не видел. Вот только что зашел в туалет помочиться, наступил на что-то липкое и поскользнулся. Достал зажигалку, вижу – кровь. Потом гляжу – а в гальюне-то два покойничка!

– Вызывай, посмотрим, что скажут!

– Инспектор! Инспектор!

– Чего орешь, скотина? Или в блоке пожар?

– Нет, начальник. В сортире застряли два покойника.

– Ты что, хочешь, чтобы я их оживил? Еще четверть шестого, ждите до шести. Смотри, чтоб в сортир никто не заглядывал. Чтоб ни ногой.

– Никак невозможно. Скоро подъем, каждый попрется справить нужду.

– Тоже верно. Подожди минуту – доложу старшему.

Появились трое: старший надзиратель и с ним еще двое багров. Мы думали, они войдут в камеру, но нет – остановились у зарешеченной двери.

– Говоришь, в сортире два трупа?