Мотылек

Я сохраняю благоразумную дистанцию в пять шагов. Левой рукой плотно сжимаю рукоятку открытого ножа.

– Я хотел сказать, что твой друг вполне отомщен и надо на этом завязывать. Ты потерял своего лучшего друга, а мы – двоих. Мне кажется, на этом следует закругляться. А ты как думаешь?

– Поло, я понял тебя. Если согласен, давай договоримся не предпринимать друг против друга никаких враждебных действий в течение недели. А потом посмотрим, что нам делать. Согласен?

– Согласен.

И я удалился.

– Что они говорят?

– Считают, что смерть армянина и Сан-Суси – достаточная компенсация за утрату Матье.

– Нет, – сказал Гальгани.

Гранде промолчал, а Жан Кастелли и Луи Гравон высказались в пользу мирного соглашения.

– А ты как думаешь, Папи?

– Во-первых, кто убил Матье? Армянин. Так. Я за мировую и дал слово не предпринимать враждебных действий друг против друга в течение недели.

– Значит, ты не хочешь отомстить за Матье? – спросил Гальгани.

– За Матье уже отомстили: двое убитых, зачем еще убивать других?

– Надо выяснить, знали ли они о готовящемся убийстве Матье и как к этому отнеслись?

– Всем спокойной ночи. Прошу извинить – мне надо немного поспать.

В любом случае мне хотелось побыть одному. Лег и устало растянулся на своем гамаке. Почувствовал над собой легкое движение руки, которая забрала у меня нож. Из темноты донесся тихий голос:

– Спи спокойно, Папи. Мы подежурим по очереди.

Для внезапной, отвратительной по жестокости смерти моего друга Матье не было никакой видимой разумной причины. Армянин убил его просто из-за того, что во время карточной игры накануне ночью он нарушил правила и Матье заставил его в присутствии тридцати или сорока игроков заплатить сто семьдесят франков. Этот набитый дурак посчитал, что в глазах остальных уронили его достоинство. Гранде и Матье прижали его тогда, и ему ничего не оставалось делать, как выложить деньги.

И вот самым подлым и трусливым образом, из-за угла, он убил Матье, убил человека, являвшего собой подлинный образец искателя приключений, прямого и честного, по меркам преступного мира. Я был глубоко уязвлен, и только тот факт, что убийцы пережили свое преступление всего лишь на несколько часов, слегка успокаивал. Он давал мне пусть небольшое, но столь необходимое в таких случаях удовлетворение.

Гранде, проявив повадки тигра, поразил обоих в горло, заколов одного за другим, прежде чем они успели приготовиться к защите. Он действовал с быстротой и ловкостью заправского фехтовальщика. Место, куда они рухнули, подумалось мне, должно быть залито лужами крови. В голову заползла глупая мысль: «А кто же их затащил в гальюн?» Но мне было не до расспросов. Перед закрытыми глазами так и стоял багрово-фиолетовый закат, высвечивавший дантовские сцены битвы акул за тело моего друга… Вот оно, по пояс в воде, с оторванной по локоть правой рукой, движется к лодке! Значит, все верно: это колокол призывает акул. Знают, суки, что их будут кормить под похоронный звон… Снова вижу десятки спинных плавников, отливающих тусклым блеском и режущих воду круг за кругом, словно перископы подводных лодок. Их наверняка больше сотни. Все кончено для моего друга: его спустили в канализацию, и она его протащила от начала и до конца.

Быть зарезанным в сорок с небольшим! Бедный Матье! Не могу больше терпеть. Нет, нет и нет! Пусть меня сожрут акулы, но живого – на пути к свободе; без мешков из-под муки, без веревки и камня. И без зрителей из багров и заключенных. Без колокола. Пусть сожрут меня живого в борьбе с морем и небом, устремленного к материку.

Кончено и с другим: хватит тщательно готовиться к побегам. Остров Дьявола, два мешка кокосовых орехов – и вперед. Пусть все трещит и рушится вокруг – положимся на Господа.

В конце концов вопрос упирается в то, выдержу ли я. Сорок восемь часов или все шестьдесят? Не приведет ли длительное пребывание в воде с перенапряжением мышц от усилия удержаться верхом на мешках к параличу, который может случиться в любой точке моря? Если повезет и я попаду на остров Дьявола, то обязательно попробую. Прежде всего надо убираться с Руаяля на остров Дьявола. А там посмотрим.

– Спишь, Папи?

– Нет.

– Хочешь кофе?

– Не возражаю.

Я сел на койке и взялся за горячую кружку, протянутую мне Гранде вместе с зажженной сигаретой.

– Который час?

– Час ночи. Я заступил на дежурство в полночь, но поскольку вижу, что ты все время ворочаешься, решил, что не спишь.

– Не сплю. Матье не идет из головы, а эти похороны с акулами – просто какое-то наваждение. Страшно подумать, представляешь?

– Что ты мне рассказываешь, Папи. Воображаю, на что это похоже. Не надо было тебе ходить.

– Я думал, что россказни о колоколе – сущее вранье. Да потом, я и представить себе не мог, что акулы способны его перехватить с тяжелым камнем на проволоке. Бедный Матье! До конца дней своих не забуду эту ужасную картину. Расскажи-ка, как тебе удалось так быстро расправиться с армянином и Сан-Суси?