Мотылек и Ветер

Господи, но как же мне было стыдно за другое! Юрген и себе разрешал не врать в том, что чувствует. Он говорил, что хотел, касался где хотел, в любви признавался, — никакой осторожности. В постели страха спугнуть меня, как дикого зверя, не существовало. Юрген был ласков, но вместе с тем так откровенен, что я не могла избавиться от смущения даже сейчас — когда наступил другой день. Сердце кидало в трепет от осознания — вот, как он меня любит, вот, сколько я могу подарить наслаждения мужчине, даже такая. И было стыдно за свою жажду — слушать. «Мало! Еще! Говори!» — у меня сердце об этом вопило и чаще билось не от поцелуя в губы, а от услышанного «любимая», «милая», «мой мотылек». И в мыслях не отпускало, жгло душу присвоенным счастьем.

У старосты я договорилась встретиться с Катариной — ей здесь нужно было листки сдать, и она с утра прислала четыре сообщения подряд: «Куда пропала?», «Где задания?», «Мне уже некуда себя деть!», «Еще болеешь?», и я в ответ отзвонилась.

Хозяин дома разговорами не отвлекал, обсуждал что-то с супругой по домашним делам. Силой воли я заставила голову переключиться на другое. Сидела на кухне старосты, тянула чай с душицей и начинала беспокоиться, поглядывая на время — где эта Катарина, и почему она опаздывает уже на двадцать минут?

Девушка появилась шумно, листы сдала быстро, от чая отказалась, но из вежливости посидела десять минут, — и чтобы я свою чашку допила, и чтобы не обидеть хозяина дома игнорированием.

— Что у тебя, Конфетка? Подгорает, так хочу что-нибудь сделать! Куда бежим?

Она не удержалась от горячего шепота, едва староста отлучился с кухни на минуту.

— Вопрос у меня к тебе.

— Какой?

— Личный.

— Мля… — Катарина аж откинулась на спинку стула, болезненно оскалившись. — Вот же Прынц урод. Или ты ему причинное место крутила, пока он не рассказал про меня все, что знает?

Тут уже я скривилась:

— Фу, нет. Меня твои тайны не волнуют. Кроме одной.

— Ну?

— Импульс у тебя где?

— Да, подруга, да ты прямо в трусы за самым лакомым лезешь.

— Давай по-другому. Большинство пограничников вызов в яремной ямке славливают. Из нас четверых, кто на сбои попал, отличия у двоих точно — у меня и у Юргена. Не хочешь посвящать в детали, подтверди, что не как у всех.

— А Герман?

— Еще не выяснила.

— А если да, то что это значит?

Серьезная Катарина мне нравилась больше. Ее лицо менялось, как маска в древнем театре, и можно было подумать, что их две — глупышка и вертихвостка, и та, что спасает людей от грани.

— Я еще не знаю. Август не выходит на связь, а все вопросы к нему. Пока только собираю информацию.

— Давай подосвиднькаемся с нашим папочкой, и на улице поговорим.

Мы ушли, и по пути до остановки Катарина призналась:

— В животе, справа. Место примерное, где печень близко, я там даже татушку сделала — маленькую пчелку. У меня сигнал как зуммер, жужжание. Приятное и тревожное одновременно. Срываешься, бежишь, знаешь, что сейчас увидишь чужую жизнь в одном из самых острых моментов. И — хоп! Что-то делаешь или что-то говоришь…

Она нарисовала в воздухе контрскольжение двух ладоней, будто два самолета едва разминулись по траектории.

— Ты сейчас куда?

— Никуда. Планов нет.

— Тогда пошли со мной по магазинам? Ты, кстати, не долечилась что ли? Розовая, как клубничный леденец…

Мне свитер нужен и я согласилась «по магазинам» без споров. Плохо только, что девушка выбирала торговые центры для прогулок, людные и шумные. Внутри я спасовала немного, пожалела о согласии. Старалась зайти в первый попавшийся отдел и взять любое, на что рука ляжет. А для нее покупки — отдельное развлечение, и упускать ни одной детали девушка не хотела.

— Какой блеклый свитер, Ирис, и большой по размеру. Не дури! — Отобрала, стала перебирать вешалки. — Если вкуса нет, не лезь. Мне доверься.

— Не буду я мерить. Видно же, что влезу.

— Не умеешь ты жизни радоваться, моль… От кого сообщение?

— От Роберта Тамма.

Как раз в этот момент аномофон дал сигнал и я отвлеклась на экран. Вопрос бесцеремонный, но я не стала делать замечание, а ответила просто. Он прислал фотографии, которые я просила.

— Ммм… Викинг, как есть! Спроси его — женат он или нет в конце концов? Если свободен, так я счастья попытаю.

После этой фразы девушка внезапно оставила вешалки и настороженно посмотрела в глаза. Улыбнулась поджатыми губами, покраснела и шепнула:

— Посмотри на того мальчика, консультанта в мужском отделе. Хорош, скажи? И руки красивые, я сразу представила, как его лапищи по моему нежному телу скользят. — Катарина свободной рукой, чуть касаясь одежды, провела по себе от груди до живота, демонстрируя мне наглядно свои мечтания.

— Серьезно?

В молодом человеке не было ничего особенного. Явное вранье, даже при моей скудной чувственности я понимала, что о таких парнях не фантазируют. Катарина стала смеяться:

— Тебя дразнить — одно удовольствие! Прынц с тобой не закиснет, скромница ты наша? Расскажи, что для него делаешь? Или бревном лежишь — ножки врозь, а ручки по швам?