Мотылёк над хищной орхидеей

Жак вышел за дверь, забрав с собой туфли и поставив у ванны тапочки для бани и оставив Конрада размышлять о том, к чему был последний намёк, пока до него наконец не дошло: тот опасался, что Конрад попытается покончить с собой.

По спине пробежал холодок.

Конрад заставил себя расслабиться и откинулся головой на подушечку, прикреплённую к бортику ванны. Какое-то время полежал так, отмокая, затем смыл с себя пену и, обмотавшись полотенцем, вышел в спальню.

Постель уже была убрана. Ещё раз осмотрев комнату с другого ракурса, Конрад заметил письменный стол, на котором возвышался моноблок.

«Выход в интернет», — пронеслось у него в голове, но Жак, будто прочитав его мысли, развеял его надежды.

— В доме изолированная сеть, — сказал он, проследив за его взглядом, — вам оставлены кое-что из фильмов, музыка и аудиокниги. Желаете посмотреть?

Конрад молча подошёл к столу и провёл пальцами по ряду дисков над ним. Две трети составляли проклятые фильмы BBC. Конрад подавил стон — то, что раньше было его любимой темой, теперь становилось невыносимым. Ему казалось, что если он будет смотреть на старинные фрески ещё пару часов, то ему захочется их сжечь.

— Спасибо, потом, — сказал он и напомнил, — вы собирались показать мне дом.

Жак кивнул. Подошёл к шкафу и, достав оттуда легкие брюки и поло — все белого цвета, — положил на кровать. Сверху опустил бельё.

— Желаете, чтобы я вам помог? — спросил он.

— Спасибо, нет.

В определённые моменты вежливость стюарда доходила до какой-то грани, за которой Конраду казалось, что тот насмехается над ним — но обвинить того в дерзости напрямую он бы не смог.

Однако Конрад отметил про себя этот подход. Очень скоро он заметил, что в этом доме его используют все. Жак сказал ему, что о еде в случае надобности позаботится миссис Джефферсон, а вот к мистеру Грессу ему не посоветовали даже подходить — он подчиняется только милорду. Зато охраны было видимо-невидимо, и казалось, какую дверь ни открой, пара молчаливых истуканов обнаружится по другую сторону от неё.

Второго стюарда звали Джон, но Конрад лишь мельком видел его. Прочих имён ему и вовсе никто не сказал.

Жак показал Конраду библиотеку, наполненную книгами, стоявшими на полках так плотно, как будто их никто и никогда не доставал. Зато на столике у окна лежала стопка журналов, страницы которых основательно помялись — здесь были каталоги одежды, автомобилей, журналы о яхтах и навигации, о фитнесе и оружии и даже Есквайр.

Затем отвёл его в спортзал — помещение примерно того же размера, что и ванна, с полноценной кардиозоной и набором всевозможных спортивных снарядов.

— Вам следует проводить здесь не менее полутора часов в день, — пояснил Жак, — тренер переговорит с вами завтра и составит для вас персональные программу занятий и рацион.

Конрад молча кивнул. Это было не самое страшное, что могло произойти с ним в плену. Похоже, новый хозяин намеревался поддерживать свою игрушку в работоспособном состоянии, но это не меняло главного — Конрад отчётливо осознал после этих слов Жака, что он больше не принадлежит себе.

«Принадлежит ли себе кто-нибудь из нас вообще? — спросил он себя тут же, и сразу же ответил: — Да. Я принадлежал».

Сколько бы отец ни пытался загнать его жизнь в заданные рамки, провести его по сценарию, который был написан им для фильма под названием «Хороший сын», Конрад никогда не следовал его требованиям, если не считал их нужными для себя. Он сам выбрал специальность, сам намеревался устраивать свою жизнь… но все это было, как казалось теперь, безумно давно. Месяцы в камере пролегли между ним и его надеждами нерушимой стеной, и Мастер, первый Мастер, которого Конрад ненавидел больше жизни, был прав — как бы ни сложилась жизнь теперь, в этой стене не было ворот, ведущих назад.

«Он, по крайней мере, был честен», — думал Конрад теперь. При воспоминании о втором Мастере в груди Конрада всколыхнулась злость.

— Покажите мне дорогу в спальню, — попросил он, — я хочу побыть один.

— Но вы ещё не посмотрели первый этаж.

— Потом.

Спорить Жак не стал. Конрад шёл, сжимая кулаки, чтобы не закричать и не броситься прочь, пока дверь наконец не закрылась у него за спиной, отрезая Жака от него.

Конрад рухнул на кровать и стиснул подушку. Бесконечное презрение к самому себе накатило на него. Только теперь, снова увидев траву и дневной свет, он начинал осознавать, насколько жалок был всё это время, позволяя с собой играть и использовать себя.

«Они давали мне наркотики», — подумал он, но и сам не поверил этой мысли, потому что был уверен, что самое главное решение принял сам. Сам целовал Мастера, ласкал и порывался ему отсосать. Сам сел на его член и сам изгибался перед фотокамерой, силясь показать свою «любовь».

«Какой же я жалкий идиот», — думал он. Конрад закусил губу, потому что слёзы опять подступили к глазам, но наружу выйти никак не могли. «Как же я ненавижу вас всех», — закончил он.

Глава 2. Больница

Реймонд Мерсер приходил в себя несколько раз — и тут же, услышав негромкий писк датчиков, уплывал обратно в сизый туман.