Мотылек в бамбуковой листве

Следующие несколько минут он провел за тем, что – в который раз! – пересматривал предоставленную Романовым запись с фрагментами, с отрывочными кадрами с прошедших дней; потому что Романов, порядочно смыслящий, в отличие от ретрограда, мракобеса Ламасова, в технике, перезаписывал одну и ту же пленку, как сам объяснил лейтенанту, с помощью специальной техники, в которой имеется наклонно-строчная система и две вращающееся видеоголовки… черт ногу сломит! Но камера охватывала пятнадцатиметровый участок переулка, на который приходился маршрут отступления с места убийства Ефремова неизвестного светловолосого мужчины ростом примерно метр восемьдесят – имеющийся видео-портрет был передан оперативному составу и участковым уполномоченным через дежурную часть министерства внутренних дел по району.

Варфоломей приложил чистый лист бумаги к экрану и острым, хорошо наточенным карандашом перерисовал силуэт, а рисунок примагнитил на доску, исчерченную схемами улицы Головольницкой и испестренную фотографиями с места убийства Ефремова, которые удерживались с помощью круглых, как пуговицы, разноцветных магнитов из дешевого канцелярского набора. Подробнейшая схема была нарисована быстросохнущим перманентным суперострым маркером – им же к каждой фотографии витиеватым почерком предложен комментарий, сопровождающийся вопросительным знаком, перечислены имена лиц, фигурирующих в деле, Ламасовские догадки и ориентирующая информация, которую он записал на вырванных из одноразового блокнота клетчатых листах, тоже прикнопленных магнитами, как и фотографии, и при необходимости изменить что-либо, Варфоломей просто перемещал их, плавным движением руки передвигал, как фигуры на шахматной доске, пытаясь выстроить наиболее правдоподобную версию произошедшего, которая увязала бы все рассказанное Акстафоем, Ульяной, Пуговкиным и другими воедино – а их движение, этих умозрительных фигур, их соединение, их связь направляла мысли Варфоломея, помогала выстраиваться совокупностям истинных версий и разрушаться ложным, сходиться неуловимо-неисследимым перипетиям, фрагментарным, частичным образам, грани которых ему нужно безошибочно состыковать для выделения из общего запутанного узора ключевой, одной-единственной прямой линии!

Глава 6. Ворона вскрикнула в ночи

Варфоломей в полутьме – горела только повернутая к креслу лампа с рупорным абажуром на столе, – стоял, сложив ладони, в центре кабинета, разглядывая исписанную доску на стене, освещенный со спины рябяще-тусклым, застывшим изображением подозреваемого на мерцающем телеэкране.

И, пока он изучал блестяще-искрящимися глазами материалы, то краем единственно функционирующего уха уловил знакомые гулкие, шаркающие шаги Данилы, идущего скованной походкой по коридору.

Варфоломей предупредительно шагнул в сторону, протянул руку и с жестким, сильным нажимом опустил щелкнувшую ручку, открыл дверь внутрь, впуская в помрачневшее помещение ярко-белый свет и тень Данилы.

– Не стой, – сказал Ламасов, – войди и сядь.

– Ишь, командир, – Данила запер дверь, звучно прошел по паркету, снимая на ходу куртку и прилаживая на вешалку.

Ламасов удовлетворительно покачал головой:

– Видеозапись Романова, конечно, интересная.

– Кто это? – поинтересовался Данила, указывая пальцем на экран.

– Убийца Ефремова, – категорически ответил Ламасов.

– Шутишь… или серьезно? Вот, как на ладони – и убийца?

– Он самый, убийца Ефремова… но материал дает маловато примет для опознания, – огорченно причмокнул Ламасов.

– А откуда уверенность, что именно это убийца?

– Ну, я логически рассудил, что невиновному человеку в переулок как ошалелому черту нырять нужды нет, когда двое других, например, более неприметные пути отступления предпочли, – Ламасов вычертил пальцем в воздухе рисунок, соответствующий изображенной им же на доске схеме, – вот, по меньшей мере трое неизвестных покинули подъезд дома, где жил Ефремов. Первый приблизительно в девять вечера, второй спустя пять-семь минут, а третий – сразу после него. Я рассудил, что третий – маловероятно убийца Ефремова, а вот второй либо перепугался до беспамятства, увидев труп, либо же сам Ефремова укокошил. Но выпавшие нам карты сколько угодно перетасовывать можно, а правду – ее так просто не добыть, потому-то я никого из троицы со счетов не сбрасываю. Однако, если опираться на свидетельства Акстафоя, то именно стрелявший был тем, кто выбежал из дома. Но кто третий?..

Данила выслушал Ламасова и оглядел кабинет, в котором уже семь лет не появлялся – взгляд его остановился на кошке.

– Бог ты мой, – с отвращением отвернулся Данила, – ты что-ж… ой, не терплю я эту породу мерзкую, голохвостую!

Варфоломей удивился:

– У меня чувствительность к шерсти, контактной аллергией, это, кажется, зовется, – напомнил он.