Мотылек в бамбуковой листве

В пять утра по столичному времени Варфоломей, запрокинув голову с приоткрытым ртом, придремнул в мягком, обтянутом кожей кресле, пригрев на коленях тихо мурлычущую кошку, жутковатую и розовато-серую, безупречно безволосую, гладкую как мрамор, худощавую и жилистую, с торчащими и скрученными в трубочку ушками – кошка мягко, старательно, заботливо, с материнским бескорыстием, вертя угловатой морщинистой мордочкой, облизывала кисти Варфоломеевских рук, каждый палец в отдельности, тщательно, внимательно. В трехлитровой бутылке зарешеченного кабинетного окна ярко горела лампа уличного фонаря, поставленного как соломинка в выпитую до дна темноту, и в окрашенном стеклянно-чистом воздухе, трепещущем, как мануфактура, метались, взлетая вверх и вниз, кружились нескончаемые белоснежные комья и хлопья.

– …постановить, значитца, – сонно бормотал Варфоломей, вертя головой, – к возбуждению… уголовное дело, а копию, значитца, настоящего постановления, направить прокурору!

В хорошо отапливаемом, болезнетворно-жарком помещении ритмично стрекотал вентилятор, чьи лопасти с вибрирующим звуком кромсали неподвижный, застойный, накачанный как в мяч воздух. В затылок Варфоломея приятно веяло из открытой форточки. В полусознательном состоянии своем он перебирал зацепки, улики, идеи, как, например, множество отчетливых отпечатков на бутылке водки из квартиры Ефремова, а также не давал ему покоя частичный отпечаток пальца с гильзы, предположительно, указательного! – и, невнятно бормоча какие-то распоряжения, Вафроломей вел свое расследование в жгуче-черных, нетронутых глубинах подсознания, – для исследования, значитца… с необходимостью установить по следам папиллярных узоров личность подозреваемого, объект, гильзу, то бишь, направить в экспертно-криминалистический центр, пиши, министерства внутренних дел, с целью, запятая, пиши … определить, точка с запятой… значитца, определить пригодность следов для… идентификанции… личности, а в случае, значитца, нашего успеха, пригодности, то бишь, проверить по криминалистическим учетам и поставить на учет!

Когда в дверь коротко, звонко, по-женски постучались, то Варфоломей моментально пришел в себя, расклеил слипшиеся, налитые свинцом морщинистые веки, выпрямился в кресле, оттолкнулся пятками туфлей и развернулся, и проворно, на вытянутых руках, поднял с колен и перетащил вытянувшуюся, недоумевающую кошку, захватив ее ладонями под мышки, и приземлил на подоконник, где хищница, подергивая лапами, опустилась, подвернув безволосый хвост; а Варфоломей уже, как не бывало, наклонившись над импровизированной схемой, стоял над рабочим столом, расставив руки и изучая материалы дела, когда в проеме нарисовалась фигура Алисы Иосифовны с перфорированным на верхнем колонтитуле листом бумаги формата А-4.

Варфоломей поднял на Алису Иосифовну блестяще-влажные глаза:

– Таганка, все ночи, полные… Ну-с, что у вас, Алисонька?

– Варфоломей Владимирович, вам распечатка поступила по телефонным звонкам из квартиры Рябчикова, – голосисто отрапортовала Алиса Иосифовна, дежурная по коммутатору.

– А Ефремова?!

– И из его тоже – все здесь.

Варфоломей отвернул рукав и посмотрел на часы:

– Сподобились они там, наконец! Давайте! – и Варфоломей протянул длинную худую руку к Алисе Иосифовне навстречу.

В несколько шажков, коротких, звонких, она преодолела между ними расстояние и сунула лист бумаги Ламасову.

– И еще…

Варфоломей сдержал зевоту, оторвал глаза от цифр:

– Говорите-говорите, – нетерпеливо пробормотал.

– У вас следователь Крещеный на первой линии!

Варфоломей откашлялся, кивнул и снял трубку:

– Ну, Даня, докладывай, что там с благоверной Черницына?

Крещеный жестяным, лязгающим голосом ответствовал:

– Жить будет, хотя порезала себя основательно.

– Вот безголовая – жизнью бросаться! А ты как? Журавлев мне сказал, что у тебя какой-то приступ случился в квартире.

– Головокружение легкое, – проворчал Данила, – зрелище-то не из приятных, между прочим, а я и поотвык за годы.

– Плох мир, в котором к таким вещам привыкать надо!

Данила кашлянул, почмокал губами, обдумывая слова:

– Слушай, Варфоломей…

– Ты не просиживай ягодицы, нам работать надо – жду тебя.

– Погоди! – заголосил Данила, – трубку-то не вешай, я хочу тебя попросить с женой Черницына потолковать.

– У нее информация по делу есть? А что нам, Черницын-то, по ее собственным словам – уже с полгода как на том свете.

– Нет, Варфоломей, ты ее образумь, понимаешь? Как ты меня в свое время образумил, я-ж знаю, что ты умеешь человека…

Варфоломей вздохнул:

– Не дурак я, сообразил сразу, о чем ты – только не могу я помочь, не знаком с супругой Черницына, как я образумлю ее?

– У тебя дар есть к людям в душу влезать.

– В очко, – напомнил Варфоломей, – не в душу, а в очко, да без мыла желательно, с головой да поглубже, а в душу – это сверху, это не ко мне.

Данила зло, недовольно проскрежетал:

– Ну что теперь обмусоливать зазря, чем словопрения пустые разводить как воду – ты лучше слова свои к делу употреби!