Мотылек в бамбуковой листве

– Вы пройдите, я вам покажу, – Пуговкин зашлепал босыми ступнями по линолеуму, – пройдите-пройдите, не жмитесь как не родные, покажу вам, откуда их видел – с кухни своей, я тут сидел, радио слушал да в окошко поглядывал на зимушку-зиму нашу, да вроде ничего не заподозрил поначалу, пока милиция да скорая не понакатились со всех сторон. Сижу я, значит, а времени – и девяти не было, без минуты-двух или ровно девять, не устанавливал тогда… как вижу, какой-то молодой человек выходит из подъезда, где Ефремов жил, направился он влево, вон туда, по тротуару пошел, то есть для меня влево, а так вправо, казалось бы, подумаешь – большое дело! – ну, субчик как субчик. Посидел я, не ждал ничего, минут пять-шесть, а потом вижу, что как ошпаренный со сковороды, из дома какой-то мужик вылетает, да так что дверь чуть с петель не срывается – и, бац, направо, в переулок ныряет! – а там его и след простыл. Но я странное, недоброе заподозрил, нутром чую, что-то не то, дай, думаю, пригляжусь, а еще через минуту и третий выходит, но неторопливо, уверенно так, вышел, через часть проезжую перешел и с концами, как в воду канул, я приподнялся, думаю, может, хоть разгляжу лицо, да нет, темно уж было, да и снег сильный…

Варфоломей спросил:

– А между первым вышедшим и вторым – никто больше не входил и не выходил? То есть я хочу знать: думаете, второй, что оттуда выбежал, уже в подъезде был вместе с первым и третьим? Или, может, он зашел только после того, как первый вышел?

– Ну… вы меня в тупик ставите, товарищ лейтенант. Не могу сказать, чтоб я прямо-таки безотрывно глядел на улицу.

– Вот, думаете, по тому, как выбежал второй – скорее он, может, на готовенький труп Ефремова наткнулся, испугался, что Ефремов мертв? И давай деру. Или, все-таки, будучи сам убийцей, с места преступления пытался уйти поскорее?

– Вот уж задачку задали! – Пуговкин поскреб затылок.

– Вы просто подумайте, Гавриил Варламович.

– А как тут – с лету-то! – определить? Может статься, это вы, товарищ Ламасов, и правомочны по походке человеческой виновность в преступлении установить, а мы – Пуговкин, человек рядовой, простосердечный, такими дарами божьими не наделены! Но я думаю еще вот так: испуганный он был, что Ефремова застрелил – и такое ведь допущение имеет право на жизнь? В конце концов, небезосновательно? Убил, потому и испугался, испугался, может, что сцапают его – вот и убежал!

Варфоломей оценил справедливость замечания:

– Допустим, допустим.

Участковый инспектор, которому надоело молчать, спросил:

– А не видели, когда именно начались эти перемещения?

– Ну, я сам-то и сел покурить, значит, когда только-только первый вышел, так что вот так… он-то вышел, а я закурил!

Варфоломей опять перехватил инициативу:

– А скажите еще, Гавриил Варламович, в подъезде ведь не горел свет – я правильно рассуждаю? Темно было, верно?

– Это да, по-моему, не горел, – Пуговкин энергично мотнул головой и повторил, – по-моему, не горел. Я уверен, что не горела лампочка на этаже у них, темнота – хоть глаз выткни!

Варфоломей обмозговал информацию, богатырски-душевно хмыкнул и резво мотнул головой с плутовской ухмылочкой:

– Экий вы, Гавриил Варламович, как ангел – всевидящий!

Пузатый мужичок приятно сконфузился.

– Я же говорю, что нить нащупал, – надулся участковый.

Варфоломей кивнул:

– Молодец, возьми с полки пирожок… а вы, Гавриил, могу вас по имени?

– Ну-дык… Да хоть бы и по имени, а как еще?

– А вы, Гавриил, скажите-ка… который-нибудь из троих в курточке кожаной, черной, да в шапке вязаной на макушке…

– Вот, который последний – кто через улицу перешел, он-то в куртке кожаной, на глаз примерочно, черной-пречерной. Но по шапке не скажу, что у него там на голове было, шел он быстрым шагом, руки в кармане брюк, так что плохо разглядел я.

– А двое других во что одеты были?

– Да кто-ж их знает, товарищ лейтенант, далековато для моих глаз, но приблизительно одинаково, хотя первый, который направо ушел, я помню – да, я точно вспомнил! – он капюшон накинул. Но в остальном, во что мужичье одевается ныне по моде – я сам в пальто хожу. Но вот еще скажу – что у первого и второго при себе сумки были, компактные такие, с ремнем через плечо. Второй, как сумасшедший выскочивший, у него я сумку точь-в-точь заприметил, наверняка, потому как она закрутилась лихо, а он ее на ходу, на бегу, значит, рукой оправлял.

Варфоломей задумчиво постукал пальцем по нижней губе:

– А не заметили оружие при ком-то из них – ружье, может?

– Ружье-ж… это-ж такая бандура! – Пуговкин раскинул руки, демонстрируя представляемую длину ружья, – вот такенная!

– Допустим.

– Так не видел я, чтобы кто вооружен был – я-то думал, что Ефремова из пистолета застрелили. Ружье, небось, я б увидел.

– А вы с Акстафоем, соседом Ефремова, не знакомы?

– У него-ж, вроде, Рябчиков сосед? Только вот они не ладят.

– Рябчиков с Ефремовым или Акстафой с Рябчиковым?