Мотыльки

Лишь, оказавшись снаружи, я понял, что это дядя Олег уносит меня куда-то прочь не просто из дома, а вовсе с участка, бежит в темноту троп, не к другим домам, а в сторону леса мимо пустующих участков, залитых мертвенно-бледным светом зловещей луны. Я ничего не понимал, не мог звать на помощь, а долго вырываться и сопротивляться не выходило – час итак был поздний, дневная усталость не позволяла быть достаточно прытким и сильным. Сердце бешено колотилось, а разум не мог разобраться, куда и зачем он меня тащит.

Возможности, раскрыть рот и укусить его – не было никакой. Руки мои были стиснуты крепкой хваткой, выпрямленные вдоль тела, как я и стоял у окна, оказавшись намертво стиснутый, а ноги уже уставали отталкиваться, к тому же я был босяком – кто ж в кровать залезает в обуви, так что удары пятками и стопами едва ли могли всерьёз меня вызволить.

Мы бежали невероятно долго. Было видно, что сам дядя уже устал держать меня на руках, прижимая к телу и не позволяя ни кричать, ни звать на помощь. Страшно было подумать, что у него на уме, но неизвестность пугала куда больше. А мы всё неслись сквозь деревья и кустарники, пока не стали замедлять ход, когда он уже изрядно устал.

Он поставил меня на ноги, и я ощутил голыми стопами холод ночной земли, колкие мелкие веточки, осыпавшуюся хвою, старые листья – в общем, весь лесной «ковёр» по которому был вынужден ступать. Он держал мои руки за спиной так, чтобы я не вырвался, ведя рядом, а другой ладошкой всё ещё прикрывал мне рот, чтобы я не закричал.

Я дёргался из раза в раз, слёзно мычал в ладошку и всхлипывал, но его всё это никак не заботило. Мне хотелось хотя бы спросить, что происходит и почему мы здесь, но он не давал мне сказать ни слова, оставалось лишь пищать и верещать, насколько мог, двигаясь среди тёмного леса, куда проникал иногда сквозь кроны серебристый свет циклопического лунного глаза.

Вокруг я на слух ощущал, что бродят эти чудовища. Копытное перешагивание, сотрясавшиеся от них кустарники и нагибающиеся под их снующими зловонными тушами мелкие деревца. Сейчас дядина ладонь уже не перекрывала своей хваткой заодно и ноздри, так что меня буквально тошнило от окружавшего нас запаха.

Среди деревьев в бликах холодных лучей я сквозь слёзы глядел, как маячат лохматые гиганты. Слышал издаваемый ими мерзостный звук, скребущий буквально по моей душе через всё нутро, выворачивающий от паники наизнанку и ввергающий в такое неистовое желание удирать отсюда со всех ног, что я начал вырываться и брыкаться в дядиной хватке с новой прытью, будто открывалось второе дыхание и организм откуда-то изнутри черпал резервные силы.

Мерзостный запах всё сильнее въедался в окружающий ледяной воздух. Они наполнили здесь собой всё пространство, принесли с собой глубинную тьму, сделав лесные дебри своим морозным прибежищем, несмотря на царящее вовсю лето, изменяя деревья нашествиями бледного грибка и ползучим вьюном, извращая саму лесную подстилку у нас под ногами. И хотелось даже зарыться в проклятую, потную и тоже отнюдь не благоухающую ладонь дяди, но как-то скрыться от тошнотворного зловония волосатых угольно-чёрных копытных туш.

Но всё было тщетно, сбежать так и не удалось, а тот, молча, почти не моргая, когда мне удавалось на него посмотреть, с широко раскрытыми своими каштановыми глазами двигался вперёд, будто бы даже знал куда. В небольших ельниках и сосновых зарослях я узрел, как эти дикие отродья пируют гниющими тушами лосей и оленей.

Только сейчас увидел их целиком и ужаснулся от их внешнего вида – косматое бесформенное уродство! Ничего общего с рогатой лошадью или копытным пауком, которых я себе представлял. Нечто вообще не из этого мира. Потустороннее, демоническое, инопланетное и чужеродное, невесть как способное вообще жить и дышать.

Они ранили моё юное воображение, словно в этот самый миг детство кончилось навсегда, было разрушено, унесено водоворотом бездонного жадного океана, чёрными дырами безграничного космоса в самые мрачные и непроглядные его уголки для извечного заточения. Эти существа не поддавались никакой логике, не имели привычного строения тел животных, нас окружавших. Ни шеи, ни толком спины, невозможно было вообще разобрать, где у такого организма зад, а где перед. Они не из нашей реальности, они воплощение кошмара, настолько дикого и абсурдного, что я едва не потерял сознание уже не от истошного их запаха, а от одного только безобразного вида.

Каждое из существ напоминало ходячий дом, из крыши которого ввысь, подобно языкам бушующего пламени, вздымалось бессмысленное нагромождение винтовых и кольчатых рогов. Устремляясь в крылатую ночь, пронзая лёгкую вуаль туманной дымки, они высились к мрачному небу, застилая собой колючие звёзды, а среди этих остроконечных массивных наростов копошились ещё и конические отростки, извивающиеся, как живые лианы или змеи, как лишённые присосок смрадные чёрные щупальца, сотканные из отвратительных частиц инородного неживого пространства.