Мозес

На мгновение лес вновь погрузился в тишину. Построение не заняло много времени – всё было отрепетировано десятки раз. В полнейшем безмолвии водружался на переносной флагшток национальный флаг. Красное полотнище, белый круг в центре и свастика вызвало трепет во многих юных сердцах. Флаг, развеваясь на ветру, заслонил собою солнце и засиял, словно сам был светочем во тьме. Когда флаг был на вершине, раздалась барабанная дробь и дети салютовали символу, вскинув руку. На флагшток пониже поднимался флаг гитлерюгенда. То же красное полотнище и свастика по центру, но вместо круга, знамя пронизывала горизонтальная белая полоса, словно молоко между двумя красными берегами и солярный символ, точно остров посреди реки.

Барабаны стихли и отряды, не опуская рук, прокричали приветствие. Словно один могучий голос разорвал пространство громогласным – Heil Hitler!

Офицер дал отмашку и удалился, оставив «молодежь командовать молодежью». Строй разделился на две группы по двадцать человек каждая со своим командующим. Помощником старшего командира в первом отряде был Мартин, во втором Макс Беккер: во взгляде школьных товарищей разгоралось пламя соперничества.

Мартин с важным видом расхаживал, сложив руки за спину. Он наблюдал, как новенькие в первый раз неуклюже раскладывают палатки, давал советы и ругался. Но особенное наслаждение он испытал, когда приблизился к брату, и в предвкушение, глупо заулыбался.

– Мердер! – крикнул он. Йозеф как раз забивал колышек для палатки, когда голос брата отвлек от работы.

– Встать когда с тобой разговаривает старший по званию!

Йозеф, усмехнувшись, встал, отряхивая колени от пыли. В руке блеснул колышек.

Мартин начал осматривать брата, отчитывать за не застегнутый воротничок, пятно на рубашке и прочие мелочи. Голос Мартина становился громче, а любопытных взглядов больше. Но Йозеф этого и ждал. Когда истерия брата достигла критической отметки, а лицо покраснело, как национальный флаг, Йозеф повалил брата и приставил острый колышек к его горлу. Холодный металл прикоснулся к телу перепуганного мальчика. На них уже смотрел весь первый отряд, и подбегали дети из второго.

– Если еще раз так сделаешь, – сказал Йозеф, сильнее надавив колышком в шею дрожащего брата, – ты захлебнешься собственной кровью!

Он сидел на груди брата, тяжело дыша, но как только толпа потеряла к ним интерес, вся ярость исчезла с лица Йозефа, он слез и как ни в чем не бывало, продолжил ставить палатку. Мартин встал и, не сказав ни слова, пошел прочь от безумца брата. На шее жёг и краснел след от колышка.

Никто не узнает, почему Йозеф продолжал хитро улыбаться. Ведь он только что лишил себя многих проблем с приставучими товарищами по отряду, сыграв эту сцену безумия, сам на мгновения в неё поверив.

Трое парней, которым выпало спать в одной палатке с Йозефом, переглянулись. Они были младше своего соседа маньяка, и потому держались вместе, с ужасом ожидая отбоя. Иногда они перешептывались так, чтобы Йозеф не слышал. После очередного обмена информацией, один мальчишка не в силах сдержаться захохотал, бросив случайный взгляд на Йозефа. Он это заметил и окинул леденящим душу взором. Мальчишка вмиг замолчал. Дети отошли в сторону и опять зашептались, стараясь не замечать соседа, который сердито крепил оттяжки. А в мыслях, Йозеф смеялся над своим маленьким театром, осознав, как просто можно создать ложный образ среди людей которые видят тебя впервые.

На поле вздымались пирамиды палаток. Дети поднимали флаги возле своих новых домов. И в лучах палящего солнца выглядело это словно стоянка кочевого народа, Великой Орды. Однако сам «Чингисхан» был сейчас далеко, не со своим войском. Но его военачальники и командиры, диктовали беспрекословную волю хана солдатам, будь им хоть пятьдесят, хоть двенадцать лет.

Звук горна незатейливой мелодией привлек внимание детей мирно отдыхавших возле палаток.

– Эй, а ну сюда три человека, быстро! – выкрикнул из кузова грузовика водитель. Добровольцев долго ждать не пришлось. Из обоих отрядов нашлось по три человека. Они подбежали к машине в предвкушении особого задания. Но им следовало всего лишь разгрузить ящики.

– Настоящий армейский сухпаёк! – восторженно воскликнул

один из ребят вскрыв коробку.

– Время обедать!

Дети жадно похватали сухпайки, опасаясь, что на всех может не хватить. Где-то даже завязалась отчаянная драка, но пайка было ровно столько, сколько и детей.

Разных годов выпуска и комплектации сухпайки, казалось, были остатками, собранные с различных складов. Возможно, так оно и было. Дети шумно обсуждали содержимое и обменивались продуктами. Йозеф вскрыл свой паёк. Консервы, галеты, сахарин – самый простой набор из всех. Он, удрученно вздохнув, взял мясные консервы, что бы разогреть на разведенном возле палатки костре. Рядом сидели три соседа и беззаботно болтали, совсем забыв про случай с колышком.

Под консервной банкой Йозеф обнаружил металлический коробок, и не сразу понял, что это. Он открыл его и в изумлении, не поверив в своё счастье, тут же захлопнул коробок и спрятал в карман. Где-то заиграла гитара.