Мозг и интеллект: нарушение и восстановление интеллектуальной деятельности

3. И… расположение тиг-ра… нет, не расположение, конечно, а… как это сказать… где он живет, в общем.

4. И что ест… питается что… и все».

Из протокола эксперимента отчетливо видно, что у больного сохранны процессы общей предварительной ориентировки в тексте и способность к конкретному анализу его содержания, а также сохранны процессы отвлечения от несущественных при данной задаче элементов текста и выделения основных, главных его смысловых компонентов, т. е. сохранны исследовательские действия. Все это протекает на фоне грубого нарушения и понимания, и воспроизведения сложных логико-грамматических конструкций. Эти нарушения и привели к дефектам понимания значения слов и предложений. Однако понимание смысла текста в целом больному, как мы убедились, оказалось доступным. Этот эксперимент подтверждает психологическое положение о том, что смысл не всегда совпадает со словом: мысль сначала опосредуется смыслами, а затем значениями и потом, только словом. Поэтому наш больной, понимая общий смысл, постоянно находится (и это хорошо видно из протокола) в поисках сначала значений, а потом соответствующих им слов и предложений, чтобы выразить содержащиеся в тексте мысли. Об этом свидетельствуют также и другие опыты, в которых больному предлагалось прочитать текст и разделить его на смысловые части.

Оказалось, что для него не составило трудностей найти в тексте опорные смысловые пункты, он хорошо справлялся и с разбивкой текста на самостоятельные смысловые части, и с задачей, требующей от него укрупнения выделенных смысловых частей. Так, текст рассказа «Тигр» он разбил сначала на 6 смысловых частей, затем укрупнил их, и у него получились 3 части, при этом он объединил в одну смысловую часть две части текста, территориально разъединенные, все это говорит о сохранности и преобразующих текст действий.

С больным было отработано более 50 текстов разной сложности и разных типов, и каждый раз он легко разбивал текст на смысловые части, с большим трудом формулировал пункты плана и с еще большими трудностями пересказывал текст. Иногда больной мог в обобщенной форме сказать, о чем идет речь в тексте после прочтения его «про себя» на уровне внутренней речи, испытывая большие трудности при изложении конкретного материала.

Известно, что планирование текста является завершающей фазой в процессе его чтения, ему предшествует процесс перешифровки логико-грамматического строения текста на смысловую информацию с целью более полного ее понимания. Поэтому трудности больных описываемой группы, лежащие в дефектах понимания и выражения определенных логико-грамматических конструкций, проявлялись особенно четко в работе со сложным по своей логико-грамматической конструкции текстом, преимущественно описательного характера. Эти дефекты задерживали и затрудняли процесс понимания содержания текста, а следовательно, и его планирования.

Чтобы уточнить роль внешней речи в трудностях понимания и планирования высказывания текста, мы провели серию эксперимента, из которой исключили письменный заданный текст и заменили его текстом (высказыванием), самостоятельно придуманным больным. Больным в этом опыте предлагалось создать самостоятельно какой-либо рассказ («расскажите нам, о чем хотите»). В этих опытах с устной речью оказалось, что больные значительно успешнее справляются с планированием текста и глубиной его понимания. Характерно, что больным этой группы было значительно легче составлять план к событиям, переживаниям и знаниям, имевшим место в личном опыте и выраженным в устной речи, где усвоение логико-грамматической структуры текста не служило препятствием.

Приведем пример. «Я расскажу про свой день… как я живу. Я попытаюсь объединить все… рассказать не конкретный день, а общий, не общий, а… вообще мой день. Ну… первое… это конкретные дела — туалет, завтрак, обед… это я выпущу… это неважно… А главное — мои занятия, это первое.

1. Личные дела (душ, туалет, завтрак).

2. Самостоятельная работа речи (чтение, магнитофон, радио, письма).

3. Культурные занятия — свободное время».