Мозголомка. Сборник рассказов

— Ответ очевиден и для нас, и, полагаю, для вас. Мы должны если не уравнять наши системы ценностей, то хотя бы узнать вашу. Попросту понять ее. Для этого нужно устранить пробел в знаниях, который мы имеем. И путь мы видим тоже только один. Поскольку, для полноценного представления о мире вне нашего острова, необходимо быть полноценным представителем этого мира, придется кому-то из нас стать таковыми. Мы соберем группу молодых людей, разного возраста, от самого мала, до возраста, когда у них начинают расти усы, а вы дадите им полноценное образование в разных направлениях, точно такое же, как вы даете своим детям. Они проживут у вас столько времени, сколько для этого потребуется и полноценно проникнут в идею вашей цивилизации, познают ее блага, они и будут нашими проводниками. Потом, они принесут эти знания нам, а мы при их участии будем решать вопрос цены. Только так. Вы можете не тратить попусту слова, решение окончательное и больше поднятый вами вопрос мы рассматривать не будем, какие бы аргументы вы не привели. Это сказал я.

Старый жрец поклонился, потрогал сердце в знак прощания, улыбнулся, перевел взгляд на людей в черном, коротко им кивнул и медленно пошел к противоположному от путешественников выходу из зала. Каждый из коллегии проделал то же самое, неспешно, один за одним. Зал опустел. Ветер из окна продолжал свою песенку, трепал волосы на голове Ники, глаза Джона блестели сквозь щелочки век, он катал языком по щеке изнутри и ритмично поднимал и опускал брови. Вид Билла относился к категории «человек оторопевший», говорить он сейчас не мог, старый жрец напрасно этого опасался.

Наконец, Джон ожил, хлопнул ладонью по ручке кресла и поднялся.

— Я ими горжусь. Они меня не разочаровали.

И молча пошел прочь, вращая трость между пальцами, как заправский фокусник. Билли долго смотрел ему вслед, не то с возмущенным, не с расстроенным выражением на физиономии, потом грязно, как только мог, выругался, поднялся, оттолкнул ногой кресло, так сильно, что оно едва не опрокинулось, забалансировав на самой грани, поддел ладонью вазу, стоявшую на столе, направил ее в окно и поплелся вслед за Королем.

Через неделю Билли сидел на своей сумке почти у самой линии прибоя и смотрел на горизонт.

— Прощаешься с раем? — Джон возник неожиданно, как чертик из шкатулки. Костюм колонизатора, трость и неизменный Кали чуть позади.

— Нет. Все равно вернусь ведь, к чему лишние сантименты. Грустно отчего-то…

— Конечно. Сказка заканчивается, начинаются суровые будни.

— Для меня в моих буднях ничего сурового нет. Хорошего в них гораздо больше. Не в том дело… у меня ощущение, будто начинается какой-то этап. Или заканчивается. Я еще не понял толком.

— Лучше думать, что начинается, чем заканчивается.

— Это смотря, какой этап.

— Точно. Ладно, не суть. Сегодня прибыл отряд скаутов. Грузятся на мою яхту.

— И как они тебе?

— Хорошие. Отобрали самых лучших.

— Я вот думаю… они наша последняя надежда… Дети — пластилин, и чем младше, тем бесформенней. Вылепим из них американцев.

— Попробуй. Только сомневаюсь я… Да и надзирателя к ним выделили самого лучшего. Дед отпустил своего пасынка. Ты не смотри на него свысока, стержень у юнца что надо. Не перешибешь. Он своих детишек сбережет островитянами. Впрочем, это мнение мое… Да, кстати, он передал тебе обещанный артефакт их древнего гуру. Вождь разрешил. Оказывается, этот загадочный Конста отнюдь не забывал эти записи. Он их выбросил. Сказал, что ничего ценного в них нет. А туземцы сберегли.

Джон достал из внутреннего кармана толстую тетрадь, сложенную пополам и настолько старую, что было удивительно, как она не расползается в пальцах.

— Ну-ка, дай гляну, — Билли не оборачиваясь протянул руку и удивился тяжести пожелтевших страниц.

С ветхой затертой обложки смотрело лицо. Берет со звездочкой, кудри, разметавшиеся на ветру и взгляд вдаль, свойственный только этому, ставшему классическим, символу бунтарства.

— Че Геварра… — прошептал Билли, заворожено глядя на портрет, — но, какого черта…

Он быстро открыл тетрадь, вглядываясь в страницы, спешно перелистывая их одну за одной, силясь прочитать написанное.

— За такой почерк нужно снова вводить в школах розги. Что это за язык, ты понял?

Джон пожал плечами, хлопнул по плечу товарища, присвистнул в сторону Кали и зашагал в сторону деревеньки, бросив на ходу:

— Увидимся в Нью-Йорке, старина.

Потом остановился и, не оборачиваясь, добавил:

— Не держи зла…

Вынос