Мозгоправы. Нерассказанная история психиатрии

Большую часть знаний на медицинском факультете мы получили не из книг, а от наших преподавателей, каждый из которых дал свою собственную интерпретацию психиатрического диагноза. Однажды мы проводили обследование юноши, который явно был психопатом. После этого мой преподаватель начал обсуждать характерные черты пациента, чтобы поставить диагноз, и заявил, что у пациента был характерный «запах шизофрении». Сперва я подумал, что он использовал метафору – вроде «сладкого запаха успеха». Но потом понял: профессор верил, что он, будто ищейка, при помощи острого обоняния способен услышать запах шизофреника.

Другие преподаватели импровизировали, словно джазовые музыканты, и призывали к этому своих учеников. Несмотря на то что такой подход, безусловно, учитывал индивидуальные проблемы и опыт каждого пациента, а также давал определенную свободу врачу, он делал диагнозы противоречивыми и непостоянными. Впечатлительных молодых психиатров сбивал с толку разнообразный набор отколовшихся от фрейдизма теорий Адлера, Юнга, Салливана, Кляйна, Кохута и многих других творческих мыслителей и убедительных ораторов. Складывается впечатление, будто каждая диагностическая модель оказывала влияние на профессиональное сообщество благодаря харизматичной личности ее создателя, а не научным исследованиям и убедительным доказательствам. Когда в 1970-е годы дело дошло до клинических испытаний, выяснилось, что специалисты руководствовались не DSM, а теориями отдельных деятелей.

Большинство психиатров, конечно, не видели в этом проблемы. В определении ментальных расстройств царит полная анархия? Так даже лучше, ведь есть свобода выбора: можно подобрать то, что подходит именно мне! Подотчетность в этой сфере медицины практически отсутствовала. Более того, не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего утвержденные клинические рекомендации. Но, когда было опубликовано исследование, ворвавшееся в мир психиатрии с силой тарана, самодовольным настроениям пришел конец.

В 1973 году на страницах престижного научного журнала Science появилась сенсационная разоблачительная статья. После публикаций с сухими названиями вроде «Использование радиоуглеродного метода для определения даты самого раннего появления домашних животных» и «Поток генов и дифференциация населения» появился заголовок, моментально захватывающий внимание: «Психически здоровые на месте сумасшедших». Автор статьи – Дэвид Розенхан, малоизвестный адвокат из Стэнфорда, который недавно получил диплом психолога, но пока не имел клинического опыта. В самом первом предложении он ясно дал понять, что намерен решить один из самых главных вопросов для тех направлений медицины, которые занимаются изучением психики: «Если существуют ментальное здоровье и безумие, то как их определить?»

Розенхан предложил провести эксперимент, чтобы узнать, как американские врачи ответят на этот вопрос. Предположим, в больнице для душевнобольных оказались совершенно нормальные люди без ментальных заболеваний в анамнезе. Окружающие поймут, что они здоровы? Если да, то как? Розенхан предлагал не ограничиваться мысленным экспериментом и изложил результаты необычного исследования, которое провел за год до этого.

Без ведома сотрудников различных больниц он сумел добиться того, что в двенадцать психиатрических лечебниц в пяти штатах на Восточном и Западном побережьях приняли восемь здоровых человек (некоторые из его «сообщников» попадали в несколько больниц). «Пациенты» использовали вымышленные имена, возраст и профессию, предварительно договорившись о психиатрическом освидетельствовании по телефону. На приеме эти люди сообщали, что слышат голоса, которые говорят им три слова: «пустой», «полый» и «стук».

В каждом случае псевдопациентов принимали в стационар. Как только эти люди оказывались в психиатрическом отделении, им (по указанию Розенхана) нужно было сообщить персоналу, что голосов они больше не слышат. При этом говорить, что ранее они симулировали заболевание, запрещалось. Люди продолжали вести себя нормально и не демонстрировали никаких симптомов ментального расстройства. Медсестры по-разному описывали их поведение: «дружелюбность», «сговорчивость», «отсутствие патологических признаков».