Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

Как мы уже отмечали, изучение того, как мозг контролирует движения, может серьезно помочь в понимании поведения как здоровых, так и больных людей. Например, наши исследования помогут получить ответ на вопрос, почему одни люди осваивают моторные навыки быстрее, чем другие; возможно, у них просто более совершенные рефлексы. Что еще важнее — двигательные нарушения, которые сопутствуют многим болезням, таким как инсульт и мозжечковая атаксия, отчасти могут быть обусловлены неспособностью пациентов должным образом корректировать движения, в результате чего их мозг лишается знающего и опытного учителя. Исследования указывают на то, что для нейрореабилитации может быть полезно вынуждать пациентов делать ошибки в движениях и усиливать обратную связь для коррекции этих ошибок. Нейробиологи надеются, что добываемые ими фундаментальные знания о мозге помогут найти способы улучшить жизнь людей. По крайней мере, можно рассчитывать, что в недалеком будущем мы уже не будем проливать кофе.

<p>Нейробиология указывает новый путь к реабилитации после повреждения мозга</p><p>ПРОБЛЕМА ИНСУЛЬТА</p><p><emphasis>Джон Кракауэр</emphasis></p>

САМОЕ РАННЕЕ УПОМИНАНИЕ ОБ ИНСУЛЬТЕ встречается в папирусе Эдвина Смита, который был написан в Египте приблизительно за 1600 лет до нашей эры[243]. По прошествии почти тысячи лет на Индийском субконтиненте появился ведийский термин пакшавхада, обозначавший гемиплегию (паралич мышц одной половины тела)[244]. Но формально инсульт впервые был описан Гиппократом приблизительно в 400 году до н. э. и на греческом языке назывался апоплексией (αποπληξία), от глагола со значением «внезапно оглушить, сбить с ног»[245]. Принято считать, что английский термин stroke (инсульт) происходит от староанглийского strac — «сильный удар»[246]. Таким образом, сама этимология этого термина говорит о внезапном и разрушительном характере инсульта — человек вроде бы здоров, а через минуту он уже инвалид. Не случайно Гиппократ, который особенно интересовался прогнозами, писал, что «апоплексию сильную невозможно излечить, а слабую — трудно»[247]. И в наше время мы сталкиваемся с чрезвычайно сложной задачей, когда пытаемся устранить последствия инсульта уже после их наступления.

Инсульт — одна из главных причин инвалидности у взрослых во всем мире[248]. В США жертвами первого или повторного инсульта ежегодно становятся около 795 тысяч человек; это значит, что каждые 40 секунд кого-то настигает инсульт[249]. Подавляющее большинство, почти 9 из 10 случаев, — это ишемические инсульты[250]. Ишемическим инсультом называется омертвление мозговой ткани (инфаркт) в результате недостатка кислорода (ишемия), когда артерия, как это происходит в большинстве случаев, закупоривается сгустком крови или склеротической бляшкой. В этом эссе рассматривается постинсультный парез предплечья и ладони, но изложенные в ней принципы почти наверняка применимы ко многим другим нарушениям, в том числе парезу ног и потере речи (афазия). Врачи используют термин «парез» (а не «паралич») для обозначения как слабости конечности, так и потери моторного контроля. Нередко встречается и термин «гемипарез», поскольку наиболее частое нарушение после инсульта — это парез лица, руки и ноги той половины тела, которая противоположна пострадавшему от инсульта полушарию мозга.

Важно понимать, что потеря силы и утрата контроля после инсульта — это разные нарушения, которые могут наблюдаться независимо друг от друга: довольно часто бывает, что пациент после инсульта способен сильно сжать предмет всеми пальцами (то есть не утрачивает силу хвата), но не может двигать каждым пальцем по отдельности[251]. Похожая картина наблюдается и с предплечьем, когда пациент может поднять руку до уровня плеча, но не способен точно указать на объект[252]. Тот факт, что за силу и за контроль над движениями отвечают разные структуры мозга, подтверждается и тем, что у олимпийского чемпиона по тяжелой атлетике хват гораздо сильнее, чем у пианиста, но он не обладает такой же ловкостью пальцев. Приблизительно у 75 % пациентов после острого инсульта развивается парез предплечья и ладони; у более чем 60 % нарушения сохраняются через полгода после инсульта[253].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука