девушкой, они оставят все, как есть. Во всем обвинят тех пятерых школьниц. Они получат по заслугам за то, что весь год травили Палому, как рассказала нам ее мать.
— Вы хотите, чтобы я навсегда забыла Палому?
— Ну, может, и не навсегда. По крайней мере, как говорят ее родители, когда Палома вырастет, она
может делать все, что захочет.
— Как ты сама сказала, ее семья опасна, – продолжает Эрнесто, – и чем дальше они от нас, тем
лучше.
— Но Палома не такая, как ее родители.
— Мы уверены, что она чудесная девушка, дочка, но ее родители…
— Ее родители – троглодиты, которые считают, что их дочь больна, и болезнь пройдет, если Палома
не будет встречаться с тобой. Они думают, что это ты заразила ее.
Неслыханно – они считают болезнью любить кого-то, кто одного с тобой пола. Как могут в XXI
веке существовать люди, именно таким образом оценивающие гомосексуализм? Это не укладывается в голове. Эрнесто, Пас и Мери подходят к ресторанчику, где у них заказан столик. Они проходят в отдельный кабинет. Кроме них здесь никого нет. Эрнесто просит время, чтобы посмотреть меню. Изучая меню, они продолжают вести деловой разговор.
— Мы понимаем, что ты сейчас в очень сложном положении, но лучше тебе перестать встречаться с
Паломой.
Мери неподвижно сидит, дрожа всем телом. От сложившейся ситуации у нее разламывается
голова. Это какой-то кошмар. Она не может сиюминутно перестать думать о Паломе. Как она сможет позабыть ее навсегда?
— Мы поддерживаем тебя, дочка. Нам все равно, кто тебе нравится, девушки или парни. Мы
одинаково любим тебя, независимо от этого.
— Точно. Как говорит твоя мама, в этом смысле не волнуйся ни о чем.
— Загвоздка в том, что ты встречаешься именно с этой девушкой, но проблема не в ней, а в ее
родителях.
Мария по-прежнему не говорит ни слова. Девушка в ступоре. Молча достав мобильник, она
убеждается, что со вчерашнего вечера Палома не выходила на связь в ватсап. И в твиттер она тоже ничего не написала, и не прислала ни одного личного сообщения. Нужно поговорить с ней, узнать, как она себя чувствует.
— Я… ничего не понимаю. Не понимаю, почему со мной такое происходит.
— Порой в жизни случаются вещи, которые ты не можешь понять, – говорит Пас, ласково
поглаживая дочь рукой. – Сейчас ты все видишь в черном цвете, но постепенно все наладится.
— Мы рядом с тобой, дочка, потому что нужны тебе.
Но Мария не слышит, что говорят ей родители. Она встает со стула и идет в туалет. Там она дает,
наконец, волю слезам, выплескивая все, что сдерживала до этой минуты. Этого не может быть. Не может просто так взять и закончиться самое чудесное, что было в ее жизни. Она не хочет верить, что история ее прекрасной любви закончилась навсегда. Она не может признать это.
Плача, Мери снова проверяет телефон. Она проверяет его каждые полминуты. Паломы по-
прежнему нет в контакте. Девушка боится писать ей. Вдруг ее родители первыми прочитают сообщение? Что она может сделать?
— Мария, ты в порядке? – спрашивает мать, стоя снаружи. Она переживает за дочь, которая
закрылась в туалете и провела там больше десяти минут.
Рыжулька вытирает слезы и споласкивает лицо холодной водой. Ей плохо, и то ли еще будет. Она
должна действовать. Она не может сдаться с самого начала, наоборот. Они с Паломой любят друг друга, как бы ее родители не рисовали все в черном цвете, и как бы ни были больны родители Паломы. Они должны преодолеть или сломать все преграды, мешающие им.
Девушка выходит из туалета, но не садится за стол. Она решительно прощается с родителями и
выбегает из ресторанчика. Сначала родители пытаются пойти за ней, но уже слишком поздно. Мери должна встретиться с Паломой и поговорить с ней. Она влюблена, и ее любовь сильнее принуждений и угроз.
Глава 42
Ребята заходят в Pans & Company, и к ним быстро подходит очень красивая девушка в очках и с собранными в высокий хвост волосами. Альба заказывает сэндвич с омлетом, а Бруно – с ветчиной и сыром бри, а также две кока-колы. Парочка поднимается по лестнице и садится за столик у окна. Оба понимают, что должны поговорить о вчерашнем, но сейчас у парня продолжает крутиться в голове совсем другой вопрос. [
— Я уверен, что это тот самый чувак.
— О чем ты? О тех твитах?
— Да. Как я раньше не допер, что они могли иметь отношение к Нахере?
— Скорее всего, это не он.
Альба отпивает колу и пристально смотрит на парня. Его утреннее радостное оживление длилось не слишком долго. Бруно сразу скис и стал раздражительным, едва узнал об Эстер и этом парне.
— Как пить дать – он, это же ясно! Руку на отсечение даю.
— Очень странно, чтобы кто-то хотел доставать тебя и бесить только из-за экзамена и шахматной партии.
— Возможно, он меня ненавидит.
— Неужели он тебя ненавидит только из-за того, что на экзамене ты получил более высокую оценку, чем он? Или за то, что ты смухлевал, играя с ним в шахматы, когда вам было по тринадцать лет?.. Даже не знаю.