Со временем он поведал ей свою историю. Показал фотографии любимой Грейси, и они вместе поплакали о ней за бутылкой хорошего бренди, которую Ада давным-давно привезла из Парижа. Когда-то у Ады тоже был ребенок. Прелестный малыш, которого она назвала Генри. Малыш родился в Каире, вне брака – какой скандал! – после бурного романа с норвежским египтологом.
Бедный мальчик прожил недолго. Он появился на свет слишком рано и не выжил, ведь в те времена медицина, тем более в Каире, оставляла желать лучшего. Она часто раздумывала о том, что, вернись она в старую серую Англию к старым серым больницам, возможно, все пошло бы иначе. Быть может, сейчас она была бы эксцентричной бабушкой и нянчила внуков, детей Генри, рассказывала бы им сказки, угощала бы их полдником после уроков балета. По какой-то неведомой причине в воображении она видела только внучек – маленьких девочек.
На деле же ей осталась лишь эксцентричность. Частица ее души умерла вместе с Генри, в иссушающей жаре Северной Африки – с тех пор Ада уже не была прежней, несмотря на показное веселье.
Она никогда не говорила о сыне – слишком это было больно, да и несмотря на долгие странствия по чужим землям, Ада оставалась англичанкой, а значит, не позволяла себе горевать открыто. Однако с Джо она поделилась всем – и вместе они подняли бокалы за погибших детей и за жизни, которых малышам не довелось прожить.
Он тоже многое поведал Аде. И о Джесс, и том, как они жили, какая она была умная, смелая и как он включал для нее ту самую песню – «Baby, I love you».
Рассказал и о том, как авария погасила свет ее души и погрузила во тьму, из которой Джесс не смогла выбраться. Джо говорил о любимой в прошедшем времени, упомянул, что теперь ей лучше, повторил эти слова несколько раз, как будто пытаясь убедить в этом самого себя.
Она знала – потому что хорошо знала Джо, – как отчаянно он сожалеет, что ему не удалось помочь Джесс. Он был молодым человеком, но душа его рано повзрослела, и у него был особый дар – все чинить. И сломанные краны, и кухонные шкафчики, и даже пожилые дамы, которые отказывались признавать свое одиночество, поддавались его чарам. Джо стремился приносить пользу, так уж он был устроен – будто бы постоянно доказывал кому-то, что нужен, вопреки сомнениям, посеянным в нем злыми людьми.