Поглаживая твердый выпуклый рисунок на обоях, я не представляю, что должна чувствовать. Может быть, отказаться от этого дома, дать ему шанс на новую жизнь с новой семьей, которая будет любить его больше, чем я? Или остаться здесь и сделать его по-настоящему моим, заново покрасив стены, перестелив полы и обновив безделушки? В моих силах воссоздать даже невероятно идеальные комнаты, как в выставочных залах «ИКЕА».
Однако сейчас это не важно, такие решения не принимаются в одну минуту. В любом случае о финансовой стороне дела можно не беспокоиться – тут мне повезло.
И все же, молча бродя из комнаты в комнату, я признаю, что с удовольствием поменяла бы финансовые приобретения на некоторую определенность и цель в жизни.
Пока мама болела, у меня не было свободной минуты. Я присматривала за ней по вечерам и в выходные, а когда уходила на работу, мое место занимали сиделки. В школе я всегда была чем-то занята. И дома тоже. Теперь нет мамы, которой я нужна, и, если разумно распорядиться наследством, вовсе незачем работать с утра до вечера. Я свободна и все же в западне. Ловушка, впрочем, воображаемая. Возможно, мне нужно отгрызть себе призрачную лапу, чтобы освободиться?
Знаю, я достаточно тянула время, задергивая шторы и включая неизвестно зачем свет в пустых комнатах. И я возвращаюсь на кухню. День клонится к вечеру, солнечный свет меркнет, переходя в загадочный полумрак, такой привычный в это время года. Птицы обмениваются вечерними сплетнями, жизнь на улице идет своим чередом.
Не изменяя привычке, я включаю на кухне свет и задергиваю шторы, создаю уютный мир, маленький и укромный.
Сажусь за стол, придвигаю поближе коробку и снимаю крышку. Помедлив, делаю глубокий вдох и начинаю выкладывать содержимое на стол.
Бумаги и открытки немного пыльные и шершавые на ощупь, однако картонная коробка и папиросная бумага сделали свое дело – и у меня в руках ничего не рассыпается. Мама могла бы все это выбросить, однако аккуратно упаковала и сложила на хранение, будто каким-то чудом знала, что однажды этим свидетельствам прошлого придет время вернуться к жизни. И я ей благодарна. По крайней мере, думаю, что благодарна.
Она распечатала конверты с открытками, а письма остались нетронутыми, и снова мне не найти ответа: почему на одни мама взглянула, а на другие – нет, какому непонятному правилу она следовала, поступая так, а не иначе? Моя мама – загадочная личность.
Когда все аккуратно разложено на столе, мне хочется лишь одного – гладить строчки, написанные рукой Джо, целовать их и прижимать к себе, как будто так я поцелую и обниму его. Будто бы нежные поглаживания выцветших чернил откроют волшебную дверь, и меня перенесет к Джо, где бы он ни был, кем бы он ни стал.
Быть может, он женат и растит восьмерых детей, или живет в тибетском монастыре, или руководит группой бразильских уличных танцоров, или жарит бургеры в «Макдоналдсе». Неважно – я просто хочу его снова увидеть. Пока это просто желание, но я понимаю, что оно быстро перерастет в необходимость, и это пугает.
Сортируя содержимое коробки, я немного успокаиваюсь. На самом деле я довольно скучная личность, по крайней мере, так кажется со стороны. Люблю составлять списки и следовать логике, раскладывать все по алфавиту, заносить в каталог и хранить важные документы как положено. Так я чувствую, что контролирую ситуацию, а мне это очень нужно, потому что где-то в темной глубине моей души неизвестные силы тайком планируют побег из порядка в хаос.
Сначала я раскладываю бумаги в маленькие стопки – письма, поздравительные открытки, почтовые открытки. Потом мне приходит в голову, что так, наверное, неправильно и лучше бы разложить все по датам. Я не представляю, как долго он писал и о чем, но знаю, что длилось это не один год – достаточно взглянуть на поздравительную открытку с цифрой пять.
К открыткам я прикасаюсь особенно осторожно, что вполне разумно. В конце концов, поздравительные открытки, адресованные моей умершей дочери от моего потерянного возлюбленного, – опасные бомбы, которые могут взорвать мои и без того расстроенные нервы. Я притворяюсь, что передо мной бумаги, нужные для работы в школе, с первоклашками, и я должна все разложить и пометить разноцветными стикерами, хоть и без самих стикеров. Липкие листочки всех цветов радуги у меня есть, но я знаю, что желание уйти от стола и отыскать их – не более чем отговорка, попытка отложить важное дело.
Спустя некоторое время, используя все имеющиеся в коробке письма и открытки, я выстраиваю приблизительный временной график событий. Письма начали приходить в июне 2003 года, когда меня забрали в больницу. И продолжали приходить почти до конца 2009, потом наступает перерыв, и в 2013 году появляется только один конверт.
Я отказываюсь даже вообразить возможные причины такого поворота и сосредоточиваюсь на том, что у меня в руках.