Может быть, однажды

Эти письма вполне могут полностью изменить мой взгляд на жизнь и уж точно изменят то, как я вижу прошлое. Джо – живой человек, не супергерой, хоть и казался мне тогда всесильным, и читать его письма будет трудно. Не обойдется без боли, сожалений и даже гнева – ведь он наверняка считал, что я все эти годы делала вид, что его не существует.

По этой самой причине я и не распечатываю писем. Я не готова к тому, что они принесут. Судя по адресам на конвертах, некоторые были отправлены в больницу, теперь закрытую, куда меня отвезли в самом начале. Оттуда письма передали маме. Это совершенно ясно. Возможно, она договорилась обо всем с персоналом. Или я сама не захотела их прочитать и вернула врачам. Мне вряд ли удастся вспомнить до мельчайших подробностей то, что происходило тогда со мной.

Другие письма были адресованы мне, и на них указан адрес этого дома. Доставили их, вероятно, когда меня еще здесь не было, или потом, когда у дороги установили странный почтовый ящик, и позже спрятали на чердаке. Некоторые явно побывали в руках почтальонов, другие будто бы попали в дом с посыльным – на них нет адреса, лишь выведено мое имя.

Я изучаю старые марки и почтовые штемпели на конвертах и открытках и даже вынимаю из кухонного ящика старую лупу, которую туда положил еще папа, приговаривая, что «когда-нибудь она пригодится».

Вот и пригодилась. Мне удается разобрать пункты отправления и даты на большинстве конвертов. Некоторые штемпели смазаны, на них ничего не прочесть, но, судя по всему, большинство писем отправлено из окрестностей Манчестера, а другие – из более далеких мест. Даты и географические названия на конвертах, открытках и поздравлениях – самые разные, из них, как из кусочков мозаики, я выкладываю путь, который может привести меня обратно к нему, или хотя бы покажет мне вехи жизни, по которой Джо шел без меня.

Откинувшись на спинку стула, я рассматриваю аккуратные стопки. Как старомодно они выглядят с точки зрения нынешнего поколения – Майкл и его ровесники перешли на цифровое общение, мои же одноклассники еще помнят, как отправлять открытки из отпуска по почте, а не выкладывать фото с пляжа в Интернете.

Я помню, как стояла в очередях на почту, а передо мной пожилые дамы получали пенсии и как доставала из почтового ящика ежемесячные отчеты о состоянии банковского счета на самой обычной бумаге. На самом деле у меня, кажется, до сих пор завалялись в сумочке почтовые марки, привычка, унаследованная от мамы – она всегда говорила, что марки должны быть под рукой «на всякий случай».

Есть что-то невыразимо приятное в том, чтобы разложить письма и бумаги, коснуться их, сжать в руках и вообразить, как их касался Джо, как держал их в руках. Так мы будто бы касаемся друг друга.

С текстовым сообщением или с письмом, полученным по электронной почте, такое не пройдет. Совершенно другое ощущение – у меня, во всяком случае. Эти письма настоящие, без привкуса виртуальности.

За годы, проведенные рядом с мамой, выпадало немало скучных вечеров, когда мне приходила в голову мысль: а не выяснить ли, что случилось с Джо? Я даже пробовала погуглить его и всякий раз со смешанными чувствами смотрела на результат – интернет напоминал мне, что «Джо Райан» – имя весьма распространенное.

Интернет может увлечь в неожиданную одиссею: например, отыскивая имя певицы, чей голос звучит по радио, вдруг обнаруживаешь, что прицениваешься к домам или квартирам в городке, из которого таинственная певица родом, или вдруг получаешь рекламные объявления о распродаже дешевых копий платья, в котором эта дива появилась на церемонии вручения «Грэмми».

Мне не хотелось отправляться в такую интернет-одиссею в поисках Джо. Конечно, можно сузить круг поисков и найти того самого Джо Райана, однако меня всякий раз что-то останавливало. Здравый смысл. Трусость. Сочетание того и другого.

Я закрывала окно поиска и приказывала себе прекратить всякие глупости, потому что прошлое давно быльем поросло, и к чему выяснять, что стало с Джо – он ушел, когда я была в больнице, куда попала из-за нервного срыва после смерти нашей дочери. Нет, я не испытывала к нему ненависти, я понимала, что он тоже был убит горем и подавлен, но и помнила, как тогда он причинил мне боль, сильную боль, совсем не нужную.

А теперь все изменилось. Оказалось, что тогда все было не так. Никакой боли он мне не причинял, или она пришла не от него. Может, и не стоило проводить в одиночестве все эти годы. И сожаление, с которым я всегда вспоминала о том, как оборвалась по его вине наша любовь, тоже было лишним.