Может быть, однажды

– Ты серьезно? – выдавливает Майкл, все так же изумленно таращась на меня и подаваясь вперед с нескрываемым интересом. – Ты и… другие мужчины?

– О боже мой, Майкл, я все-таки живой человек! Конечно, были и другие мужчины…

Что-то в моем гневном тоне моментально включает очень чувствительный врожденный детектор лжи, с которым Белинда никогда не расстается, и она наставляет на меня указательный палец.

– Сколько мужчин? – спрашивает она. – Сосчитать сможешь?

Я стараюсь сдержать свое возмущение, однако безуспешно – подумать только, мою практически несуществующую личную жизнь рассматривают под микроскопом вот эти двое, хоть плачь, хоть смейся! Еще неделю назад они и не подозревали о существовании друг друга, а теперь объединились против меня!

– Ну ладно, – с усмешкой признаю я. – Один. Несколько лет назад. Я… решила, что надо попытаться. С кем-то еще. Придумала псевдоним и написала одному мужчине в социальных сетях. Мы встретились в мотеле возле трассы M62. Сняли комнату и занялись сексом. А потом я уехала.

– Вот это да! – встряхнув головой, ахает Майкл. – Какая невероятно чувственная история!

– Ничего подобного. Просто гадость. Но… мне надо было попробовать. Понять, будет ли с другими все так же, как раньше с Джо. И поняла. Нет, не так. Все было странно, неприятно и неловко, и повторить так и не захотелось.

– Какой псевдоним ты выбрала? – ни с того ни с сего спрашивает Белинда.

Ее детектор лжи работает идеально. Слегка покраснев, я заставляю себя ответить, глядя ей прямо в глаза:

– Белинда. Белинда 666, если точнее.

– Так я и знала! Вот чувствовала, и все тут!

К счастью, Белинда переводит все в шутку, и мы втроем смеемся, прихлебывая «Гиннесс», когда Шон, вернувшись, нерешительно топчется рядом, пока я не приглашаю его сесть.

Он кивает остальным и протягивает мне лист бумаги:

– Вот. Больше ничего не нашел. Мы купили этот паб у Джеральдины и Адриана Дойл – здесь есть и номер телефона, но никто не знает, можно ли по нему дозвониться. А здесь указан адрес, что тоже вряд ли поможет. Я позвонил маме, и она говорит, что в той семье действительно возникли… как же она выразилась… внебрачные связи. О муже она ничего не знает, но помнит, что жена с ребенком переехали в Корнуолл. Наверное, я вам не слишком помог.

Взяв из его рук лист бумаги, я искренне благодарю Шона. Он снова краснеет и произносит:

– Не за что. Я и свой номер телефона там записал. На всякий случай. Вдруг вам понадобится проводник по окрестностям.

Шон возвращается к работе, а Майкл, перегнувшись ко мне через стол, шепчет:

– А ты знаешь, что «проводник» – это по-ирландски «бурный секс»?

Бросив в Майкла салфеткой, я пробегаю глазами информацию, которую записал для нас Шон. Ничего нового, честно говоря, все это мы и так знаем. Однако я увидела фотографию – настоящую фотографию Джо. Я точно знаю, что он помог отремонтировать этот прелестный одинокий домик на холме, в котором я теперь сижу, и еще я знаю, что он переехал в Корнуолл.

Корнуолл – графство большое, и я не представляю, каким должен быть наш следующий шаг. Задача перед нами стоит огромная и неподъемная.

– Выйду покурить, – говорю я и встаю, не забыв прихватить рюкзак.

– Ты же не куришь, – любезно напоминает Майкл.

– Это такой пароль, значит, мне надо побыть одной, – без колебаний отвечаю я и направляюсь к двери.

Присмотрев местечко у края обрыва, я сажусь, свесив ноги, и смотрю на сверкающее в солнечных лучах море, пытаясь придумать план. Вид с холма открывается потрясающий, но найти ответы на бесчисленные вопросы это не помогает. Неужели придется ехать на другой конец страны и начинать поиски сначала? Даже подумать страшно.

Открыв детский рюкзачок с бесценным грузом, я вынимаю из него конверт, на котором написано: «Открой меня, когда тебе захочется сдаться», и осторожно его открываю.

«Помнишь те дни в больнице, когда медсестры пытались помочь тебе ухаживать за малышкой? Показывали и объясняли, как кормить, купать и пеленать? Они очень старались рассказывать обо всем терпеливо, но я видел, что ты была в ужасе. Ты не представляла, что нужно делать, и никто, казалось, не мог тебе помочь. Когда мы приехали с нашей дочкой домой, стало еще страшнее – я видел, как ты тайком смахиваешь слезы, как злишься всякий раз, когда она плакала или отказывалась брать грудь.