Можно ли отказаться от мечты? (СИ)

— Yes! — прорычала она в ответ, с силой втягивая в себя воздух, глядя ему прямо в глаза.

— Is it? — задирая ее длинную юбку.

— Yes! — выгибаясь навстречу ему.

— Is it mine? — его пальцы уже разрывали ее трусики.

— Yes! — простонала она ожидая его вторжения.

— Mine! — простонал он, резким толчком заполняя ее всю.

— Yes!

Он царапал ее отросшей за день щетиной, втягивал кожу, оставляя красные пятна на плечах, груди, сжимал ее спину пальцами так сильно, что ногти больно впивались в ее кожу, врезался в нее так, как будто хотел то ли излить на нее всю свою боль и обиду, то ли оставить на каждой частичке ее тела свое клеймо. А она поддавалась, каждому его движению, каждому удару бедер, обнимая его ногами за талию, цепляясь за плечи, прижимаясь так, словно хотела никогда не разъединяться с ним! С мужчиной, которого она выбрала! С мужчиной, который был ее территорией!

Он опустился вместе с ней прямо на пол, вытянув длинные ноги в голубых джинсах поперек коридора. Она смотрела, как он устало откинулся на стену, закрыв глаза и переводя дыхание. Всматривалась в его лицо, сейчас такое спокойное. Провела пальцами по щетине на левой щеке, он тут же открыл глаза.

— Никогда не смей мне не верить, — сказала она отчетливо.

Он улыбнулся своей ошеломляющей улыбкой и, притянув ее к себе, прижался губами к ее губам.

Он верил и доверял, но… Ревность! Она жгла его изнутри едким пламенем, затуманивая разум. Иногда ей было смешно, зачастую глупо и нелепо, в основном это ее бесило, порой она вообще жалела, что тогда попала под влияние песни и помирилась с ним. Вот разбежались бы, вот тогда посмотрели бы, кому было бы хуже!

Он превратил несколько месяцев ее жизни в ад, ревнуя даже к Косте, что было вообще полной глупостью. Она бесилась и, приходя домой, орала на него, обвиняя в идиотизме, он молча выслушивал, но ничего не мог с собой поделать. Ревность продолжала превращать здравомыслящего человека в полного тупицу. Она пыталась не обращать внимания, потом объяснять все ситуации, предупреждать, не давать повода, снова игнорировать и снова разговаривать по-хорошему. Все было бесполезно. Ее это злило, выводило из себя, заставляло сомневаться в себе, в нем, в них. Но лучшее лекарство от болезни «Ревность» только время. Прошло несколько месяцев и как больной не может сказать, в какой именно день он выздоровел окончательно, так и она не могла сказать, когда обнаружила, что ревности больше нет, что дышать стало легче. И это они преодолели вместе. С истериками, руганью, перемириями и новыми ссорами, они это пережили.

Как постепенно летняя жара и пыль сменились осенними дождями, слякотью и грязью, так постепенно их отношения стали глубже, стабильнее, надежнее. Дни становились все короче, зима уже дышала в лица, обдавая своим морозным дыханием. Наступили первые морозы, и выпавший первый снег покрывался все новыми и новыми слоями, укрепляя всех в мысли, что он здесь надолго — до весны.

Однажды в выходной Дэнька, как она привыкла его звать про себя, предложил сделать ей экскурсию по стройке:

— Ты же почти не выходишь из кабинета. Тебе надо посмотреть, где ты работаешь! А я заодно проверю свои бригады.

Он провел ее везде, в такие места, о которых она и не подозревала. Все-таки стройка это чудо, которое творит человек. На пустом месте практически из ничего вверх взмывают здания и постройки. Сколько умственного и физического труда на это уходит!

Показав все изнутри, он потянул ее наверх, на самую верхотуру. Она и не ожидала, что будет так не по себе. Все-таки жутковато наверху, и это несмотря на то, что он ее оставил на безопасной площадке, а сам поднялся еще дальше вверх, и там, на самом верху, объяснял что-то бригадирам. Она наблюдала за рабочими, поднимающими очередную балку, и ужасалась, как они могут работать так высоко, почти без страховки, еще и на морозе!

Когда спросила у Дэниза, тот только посмеялся:

— Это наша работа, а в страховочных поясах работать неудобно. Не переживай, со мной ничего не случится, я счастливчик!

А через четыре дня она услышала необычный шум в офисе. Повышенные голоса что-то быстро-быстро говорили о чем-то важном. Редкие выкрики. Что-то случилось. Костя выглянул в коридор, а вернувшийся с чаем Виталик смотрел на них круглыми глазами, он немного знал турецкий, поэтому сразу понял, о чем речь:

— На стройке кто-то из инженеров упал с высоты.

— Кто? — выдохнула она, чувствуя, как ледяная волна окатывает с головы до ног.

— Не знаю, не сказали.

И тут она как была в одном тонком сером гольфе, бросилась туда, на стройку. А в голове стучала только одна-единственная мысль:

«Хоть бы живой… Господи, только бы был жив! Только не он!»

Не чувствуя ни мороза, ни ледяного ветра, не слыша криков Кости за спиной, она бежала к стройке. И остановилась только, когда увидела высокую фигуру в толпе инженеров.

Не он! Господи, спасибо! С ним все в порядке!

Она нагнулась, прижала руку к груди, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Кто-то из инженеров указал на нее и Дэниз повернулся, удивленно вскинув брови. Подошел к ней:

— Валерьюшка…