Вскоре мы вышли. Никита довез меня до дома моих родителей на Сиреневом бульваре. Я долго готовилась выйти из машины. Она казалась мне капсулой. Пока я была рядом с ним, Москва не имела никакого значения. Мне было хорошо. А выход из машины равнялся признанию, что я здесь, что я снова прилетела за парнем и проиграла и что впереди меня ждет один тлен.
Я как угодно готова была отсрочить этот момент, и еще с полчаса мы сидели и обсуждали измученных жизнью прохожих в черном, прикидывали, какие у кого истории. Вот бабушка идет с авоськой и дурацким меховым воротником в форме крышки от унитаза, вот мужчина с лицом, изрезанным морщинами раньше времени, щурясь от холода, выдувает дым от сигареты вперемешку с паром от дыхания на морозе… Почему у них столько горя в глазах?