Она достала пудреницу и губную помаду из кармана жакета. О'Мара взял помаду и подчеркнул ямку в верхней губе. Отойдя от нее, он посмотрел на свою работу.
— Так лучше. — Он подошел к ней и слегка растрепал ее волосы. Он расстегнул ей жакет, убрал бантик с ворота блузки, расстегнул две верхние пуговицы.
— Я, должно быть, выгляжу порочной женщиной, О'Мара, — сказала она.
Он улыбнулся и сказал:
— Как ни удивительно. А теперь оба садитесь и слушайте меня.
Они сели на табуретки, которые он поставил в другом конце конторки. О'Мара стоял лицом к ним.
— История такова, — начал он. — Я — Тодрилл. С видной на снимке верхней частью моего тела и головой Тодрилла это будет убедительно. Женщине — Танге де Сарю — известно, что я немецкий агент, поэтому она пытается принять какие-нибудь меры. Она хочет заполучить фотографию, где она заснята вместе с Тодриллом, где и он, и она могут быть опознаны. Эту фотографию мы и должны сделать. Мы сделаем фотографию в этой конторе, потому что эти картинки на стене укажут место, где сделан снимок. Кто-нибудь, кто уже бывал в этой конторе, если он достаточно наблюдателен, узнает эту стенку. Они узнают эту сцену и, узнав, поймут, что фотография фальшивая. Поймут, что она сфабрикована специально для них. Вы понимаете?
Танга кивнула.
— Да, — сказал Ларю. — Фотография должна быть очень хорошей. Все в ней должно быть совершенно, кроме того, что кто-то узнает сцену и сразу поймет, что фотография фальшивая.
— Верно, — сказал О'Мара. — Вы готовы, Ларю?
Ларю встал и взял свою камеру, установил фотовспышку. — Здесь очень плохое освещение, — сказал он. Мне придется использовать вспышку. Считаю до пяти. На счет «пять» буду снимать. Будете готовы?
— Танга, идите сюда, — сказал О'Мара. — Смотрите на стол. Смотрите на еще дымящуюся сигарету, на окурки. Мы с вами находимся здесь. Я — Тодрилл, и вы хотите заставить меня говорить. Вы и я уже немного выпили. Вы понимаете, что уже пришло время для удара. Я сижу на стуле, а вы наклоняетесь над столом. Потом вы встаете и садитесь мне на колени. Обнимаете меня за шею. Вы целуете меня, но так, что лишь немного прикрываете мое лицо, чтобы во мне можно было узнать Тодрилла. — Он улыбнулся. — Постарайтесь, чтобы это выглядело естественно.
Танга вздохнула. На лице появилась гримаска.
— Это я делаю для Франции.
Она села на колени О'Мара и обняла его за шею. Ларю навел камеру и начал считать: «Один, два, три…».
— Давай, Танга, — сказал О'Мара.
Их губы слились в тот момент, когда Ларю включил вспышку.
— Все в порядке, Ларю? — спросил О'Мара.
— Думаю хорошо. Но лучше повторить.
— Еще раз, Танга, — сказал О'Мара. Он посмотрел на нее лукаво. — Мне очень жаль.
Она подняла брови.
— Да… Почему?
Был сделан второй снимок. Затем О'Мара сказал:
— Ларю, возвращайтесь в Гуарес. Постарайтесь, чтобы вас не видели. Это будет нетрудно. Не так-то много людей здесь ночью. И идите лучше сейчас. Не забудьте, что мне нужна эта фотография к трем часам завтрашнего дня.
— Я дал слово. А как насчет текста на обратной стороне?
— Сейчас сделаю, — сказал О'Мара. Он прошел к шкафу в дальней стороне конторы и принес ветхую пишущую машинку. Поискал листок бумаги в грязном ящике стола, вставил его в машинку, начал печатать:
«Фотография Жюля Франсуа Тодрилла. Нацистский агент. Действовал в районе Гуарес — Сант-Лисс — Сант-Брие. Взята у сотрудника отдела британской спецслужбы для сравнения с реальным именем и описанием во Втором отделе».
О'Мара вынул лист, перечитал и передал Ларю.
— Я не смогу воспроизвести этот текст на обратной стороне микрофотографии. Это будет нехорошо. Я сделаю вторую микрофотографию и скреплю ее с первой перфорацией. Это то, что мы обычно делаем. Это будет выглядеть хорошо.
— Отлично, — сказал О'Мара. — Вы хорошо проделали свою работу. Благодарю.
Они пожали друг другу руки.
— Что бы вы ни делали, мсье… удачи вам. И наилучших пожеланий.
Ларю положил камеру в сумку и повесил ее на место.
— Минутку, — сказал О'Мара. — Вчера вечером слишком добросовестный член маки стрелял в меня, когда я входил в виллу. Он думал, что я нацист. Ему об этом сказали. С сожалению, его убил мой помощник.
Ларю пожал плечами.
— Это, должно быть, молодой Дюпон — Гастон Дюпон. То же было и в войну. Он всегда слишком торопился убить кого-нибудь. Не хотел думать, как вы говорите, «к сожалению». В конце концов, он был уверен, что умирает за Францию.
О'Мара закурил. Он стоял, прислонившись к стенке.
— О'Мара… — сказала Танга. — Я думаю, вам стало лучше.
Он улыбнулся ей и сказал:
— В нашем деле есть свои радости — даже если они сводятся «на нет» обстоятельствами. Я предпочел бы поцеловать вас не перед камерой.
— Не сомневаюсь, — сказала она.
— Вам лучше уйти сейчас. Берите велосипед и возвращайтесь на виллу. Входите лучше через парадный вход.
— А вы?
— Я скоро вернусь.