Мрачная ночь

– Вжух! – тяжёлый колун рассек воздух, словно создавая музыку, симфонию смерти. Топор легко вошел в череп, буквально расколов его на две части, будто кухонный нож разрезал торт. Тело оказалось на земле, и я, вытянув из себя гвоздь, со странным чувством извлекла из него топор, который оказался весь в крови, волосах и мозгах. Через мгновение я поняла, что ощутила и ужаснулась…

Мне понравилось. Убивать людей было не сложнее, чем рубить дрова или готовить отбивную. Это чувство захватывало, уводило. Хотелось насладиться им вновь…

В изумлении и испуге из-за охвативших меня эмоций, я выронила топор, который жалобно зазвенел о пол. Но потом вспомнила, что он мне всё ещё нужен и в отвращении и страхе подняла орудие убийства.

Пребывая в таком состоянии, я таки добралась до того места, где должна была быть та комнатка. По пути я даже не смотрела по сторонам, будто надеясь, что кто-то, наконец, оборвет мои мучения. Но, к счастью или, к сожалению, никого не было.

Строители не стали сильно заморачиваться и просто заколотили дверь в подсобку, а сверху замазали штукатуркой. Поэтому вход был заметен только тем, кто знал, что он там есть. Обухом топора я быстро избавилась от верхнего строительного слоя, а другая сторона колуна быстро открыла мне путь в прошлое, из которого пахнуло пылью и гарью.

Мне пришлось пробежаться до поста медсестры, чтобы захватить фонарь, поскольку аварийный свет практически не проникал в маленькую комнатку. Более или менее яркий луч аккумуляторного источника вырвал из темноты закопченное давним пожаром помещение. Там, где раньше стояли полки, лежали лишь разложившийся угли. Увидев эту картину, я разочаровалась: едва ли что-то смогло бы уцелеть после такого пожарища. Но всё же прошла в дальний угол и, недолго покопавшись в куче пепла, с удивлением наткнулась на какой-то плоский предмет. Вытащила его из сажи и поняла, что у меня в руках оказалась та самая чудовищная книга, которую сейчас ищет доктор. От неё буквально веяло каким-то могильным холодом и необъяснимым чувством страха. Но, несмотря на свои неприятные ощущения, я сунула её в подмышку и собиралась уже ретироваться, как вдруг мой взгляд упал на то место, где минуту назад лежал чёрный томик. Я протянула руку и из пепла, словно из могилы времени, извлекла плюшевого медведя.

– Потапыч… – в горле у меня пересохло. Колени снова подкосились, но я устояла на ногах. Из глаз покатились слезы воспоминаний.

– Прости… меня… – прошелестел ветер едва уловимо.

– И ты меня, сестрёнка, – обняв грязного и обугленного медведя, прошептала я, возвращаясь в беззаботное прошлое.

Звук приближающихся шагов жестоко выдернул меня в реальность. Людей было не меньше десятка, и они двигались сюда. Я с большим трудом заставила себя опустить на пол игрушку и снова взяться за топор. Нужно было выбираться.

Но мои планы оборвал мощный удар рукояткой пистолета в висок, когда я только вышла из комнатки, готовясь к бою. Моё тело рухнуло вниз. Разные глаза, вопреки моей воле начали закрываться…

– Я же говорил тебе, проваливай домой, глупая девчонка, – словно оправдываясь перед собой воскликнул старик. А потом просто отнял у меня книгу и направился к выходу…

* * *

По всему коридору, если не по всей больнице, раздавался плач. Я, словно пьяная, встала и пошла на источник звука. Главная битва моей жизни уже была проиграна, и мне стало на всё плевать. Я, как ни пыталась, не смогла сдержать своего слова и спасти мальчика. Как не смогла и предотвратить повторение ужасной ночи и многочисленные бессмысленные смерти.

Проходя мимо карцера, я заметила, что его дверь была нараспашку открыта. Очевидно, доктор пустился во все тяжкие, освободив даже Софию. Он окончательно спятил, и остановить его было некому.

Всхлипы раздавались из туалета. Но, заглянув в каждый угол я с удивлением осознала, что плач раздавался из… зеркала! Я подошла к нему ближе. В серебристом полотне, у стены сидела Танечка, закрыв лицо руками. В голову тут же пришли детали нашей прошлой встречи и её хищный взгляд, упирающийся в мою шею. И я застыла, не зная, что предпринять.

Неожиданно девочка, будто почуяв моё присутствие, подняла свои большие глаза и подскочила к зеркалу:

– Анна! Акшунна! Отэ я! Игомоп!

Я начала соображать, что происходит. И, показав девочке указательный палец, мол, одну секунду, сказала:

– Йотс.

Быстро сбегала за бумагой и ручкой. Здравый смысл, который сегодня был буквально унижен и раздавлен, подсказывал, что девочка, запертая в зеркале лишь иллюзия травмированного мозга и, когда я вернусь в уборную, она исчезнет. Но этого не случилось. Меня встретили умоляющие широко распахнутые глазки девчонки.

Я нацарапала на бумаге вопрос и, перевернув листок, обвела контуры букв. Получилось зеркальное отражение предложения. Ну а минус на минус…

– Что случилось? – гласила записка.

Девочка пару раз моргнула, вникая в происходящее и, наконец, поняв, достала из кармана красный фломастер. В отличие от моих записок, строки девушки, написанные на самом зеркале, были отражены. Но всё же понять их смысл было не так уж сложно: