Мрачные сказки

– А что их, по-твоему, могло так взбудоражить?

Паркер пожимает костлявыми плечами, задирая их чуть ли не до ушей.

– Глупые животные, – заявляет он.

Но я не уверен, действительно ли Паркер так думает, или что-то его напугало, и он хочет избавиться от страха.

– Возможно, они слышат, как растрескиваются деревья на границе, – добавляет напарник.

– Мы подожгли шалфей, – опускаюсь я на освободившийся стул. – Дым отгонит болезнь.

Издав какой-то непонятный звук, Паркер разворачивается на пороге и вглядывается в дорогу; лицо выражает несвойственное ему сомнение. Я смотрю на блокнот, прижатый ногой к подлокотнику стула. И в голове снова прокручивается одна мысль, которая начала оформляться в моем мозгу с тех пор, как я нашел пикап и фотографию; а теперь еще добавился блокнот, принадлежавший прежде Тревису Рену.

– А ты никогда не задумывался над смыслом нашей работы? – обращаюсь я к Паркеру. – Ты не находишь ее странной? Зачем охранять ворота, если к нам больше никто не приходит по этой дороге?

Паркер хмурится еще сильнее, даже пепельно-русая щетина топорщится на его подбородке.

– Мы охраняем не ворота, а всю Пастораль. Обеспечиваем безопасность общины, – произносит он так, словно повторяет себе эту фразу каждое утро – в напоминание о том, почему он должен сидеть в маленькой убогой лачуге долгими и холодными январскими ночами и невыносимо жаркими, нагоняющими дремоту летними днями.

– В твои смены к воротам случайно никто не подходил? – спрашиваю я. – Ты не видел мужчину по имени Тревис Рен?

Прислонившись лопатками к дверному косяку, Паркер лыбится:

– Конечно, подходил, – его тон сочится сарказмом. – Я просто позабыл тебе об этом рассказать. Люди ведь разгуливают по дороге круглый год.

– И женщина не приходила? – предпринимаю новую попытку я.

Паркер приподнимает бровь: до него наконец-то доходит, что я не шучу.

– О чем ты?

– Женщина с короткими русыми волосами тут часом не появлялась?

Губы Паркера кривит ухмылка.

– Я не видел тут ни мужчины, ни женщины. Я не видел никого на этой дороге. Ни с русыми, ни с черными волосами. Ты вообще-то поспал днем? Или хочешь, чтобы я отдежурил за тебя ночью? Как-то странно ты говоришь.

Откинувшись на спинку стула, я перевожу взгляд с Паркера на окно.

– Я в порядке. Просто размышляю кое о чем.

– На этой работе не надо думать, – говорит Паркер, – этим она мне и нравится. Лучшая работенка в общине. Начнешь думать слишком много, и Леви решит, что ты метишь на его место.

– Я не мечу на его место, – спокойно отвечаю я.

– Я тоже. Дерьмовое это дело – нести ответственность за все это хозяйство, за всех и каждого. По мне, лучше сидеть здесь, в тишине и спокойствии, попивать кофе и почитывать книжку.

Паркеру по нраву уединение. Он больше ничем не интересуется, ничем за пределами этой маленькой сторожки. И умрет он, скорее всего, прямо здесь, на этом стуле. А следующая мысль, приходящая на ум, заставляет меня нервно моргнуть: «Скорее всего, и я тоже».

– Пошел-ка я домой, – равнодушно взмахивает рукой Паркер. – Матушка вчера приготовила яблочный джем. Такой вкусный! Могу разом съесть всю банку.

Даже в двадцать один год Паркер ведет себя по-ребячески. И спит все еще в той же комнате, в которой вырос, – в доме своей матери. И правда, «малыш». Несколько секунд я пристально изучаю его мягкое веснушчатое лицо. Не скрывает ли он что-то от меня? Если бы он заприметил Тревиса Рена, шагавшего по дороге, умолчал бы он об этом? Или сообщил бы Леви, а от меня утаил? И смог бы он после этого смотреть на меня с таким непроницаемым лицом? Что, если за невозмутимым взглядом его голубых глаз скрывается то, чего я не знаю?

Развернувшись на пороге, Паркер исчезает в темноте, направившись в Пастораль. Некоторое время я смотрю в запыленное окошко. В бликах лунного света, скользящих по дороге, ландшафт кажется сморщенным – как лицо человека, искаженное чувством вины. А я ощущаю над левым ухом знакомое покалывание. Боль, которая в последние дни стала сильнее. Сцеживаю себе в кружку остатки кофе и, убедившись, что уже прошло довольно времени и Паркер, должно быть, добрался до дома, опять сажусь на стул и открываю блокнот. Мне надо его перечитать внимательно, досконально и понять, что случилось.

Первые страницы изобилуют нудными подробностями о мильных указателях на шоссе и гостиницах, в которых ночевал Тревис Рен. На полях некоторых страниц сделаны пометы: «Завтрак в мотеле “Солт Крик”, 14,78 $», «Заправился бензином в Фэйрфоксе, 62,19$». Записи непоследовательные, некоторые перенасыщены деталями, другие, наоборот, слишком лаконичные. Кое-где указаны цены, но не помечено за что. Тревис Рен записывал свои расходы небрежно, но он явно надеялся, что ему их возместят.

Он искал Мэгги Сент-Джеймс. Его наняли ее родители. И после встречи с ними он записал в блокноте всего одно слово: «Пастораль». В конечном итоге он проследил за ней до нашего поселения, ориентируюсь по зарубкам на деревьях и подсказкам маленькой подвески, которую он упомянул несколько раз, подвески-амулета в форме книжечки с цифрой «3», выгравированной на поверхности.