Мрачные сказки

Закрыв книгу, я вонзаю ногти в подлокотники кресла. Мне не нравится эта история. Мне не нравятся ни эти глаза, ни колодец, ни подземный музей. Мне все это слишком знакомо и слишком напоминает лес, окружающий наш фермерский дом. Но я не отбрасываю книгу в сторону, а прижимаю ее к груди и закрываю глаза. А когда открываю их вновь и опускаю взгляд на титульный лист, на котором издатели обычно помещают информацию об авторских правах и датах публикации, впервые вижу имя писательницы: Мэгги Сент-Джеймс.

Мэгги… Это имя женщины, запечатленной на фотографии, которую мой муж нашел в брошенном пикапе и которую он до сих пор хранит в заднем кармане. Имя женщины, которую Тео не может выбросить из головы. Я это знаю. Но взгляд привлекает еще кое-что на титульном листе. В самом низу я вижу два слова, написанные явно второпях карандашом: «Помните Мэгги».

И колючий холодок, пробегающий по спине, расщепляет меня надвое.

Тео

Я нахожу жену в гостиной. Она сидит в потертом кресле сливового цвета с книгой на коленях. В открытые окна задувает прохладный восточный ветер, солнце только взошло, а Калла, судя по ее виду, не спала – ввалившиеся глаза покраснели.

– Что ты читаешь? – осторожно спрашиваю я.

Калла закрывает книгу и, не разомкнув губ, протягивает ее мне. Страницы книги затвердевшие и покоробленные, как будто ее уронили в пруд, а затем достали и высушили. Даже обложка потеряла форму, верхние углы загнулись внутрь, но на матово-черном фоне я могу различить серебристо-серые буквы: «Элоиза и Лисий Хост. Книга первая». Но есть еще что-то, застрявшее в ее уголках, рассеянное по коленкам жены, забившееся в трещинки по швам кресла и рассыпанное по полу у ее ног. Грязь.

– Где ты ее взяла?

– В саду, – отвечает жена, не в силах оторвать взгляд от книги.

– Ты нашла ее в саду?

– Под кустом шиповника. Она была закопана там.

Слова Каллы звучат странно. Может, ей это приснилось? Книги не находят закопанными в саду.

– Она лежала на полке? – переспрашиваю я, уверенный, что Калла сконфузится.

И перевожу взгляд на полки сбоку от камина: там собраны книги о дикорастущих растениях, устройстве водосборов и ветротурбинах (их привезли с собой основатели Пасторали, полагая, что они им пригодятся). Там стоят также книги по истории Запада, томики поэзии Эмили Дикинсон и Уолта Уитмена, толстенный том «К востоку от рая» в твердом переплете и несколько книг Джека Керуака, Фредерика Дугласа, Тони Моррисона и Джоан Дидион. А еще там есть более современные издания – детективные и любовные романы и несколько книг для детей, призванные отвлечь внимание от насущных тягот в долгие суровые зимы. Фермерский дом всегда служит своего рода общинной библиотекой. Люди брали книги и возвращали. Некоторые затерялись. Какие-то попали под дождь, и их пришлось выбросить. Иные пошли на растопку камина. В общем, книг с каждым годом остается все меньше. А новых взамен утраченным не появляется. Но на полках я не вижу зазора – пустой бреши на месте книги, взятой Каллой.

– Нет. – В голосе жены слышится раздражение. – Я нашла ее там же, где и серебряную книжечку.

Меня подмывает потрогать ее лоб. Проверить, нет ли у Каллы температуры. Вдруг у нее жар? Она явно не в себе.

– Калла, – ласково обращаюсь я к ней, – о чем ты говоришь?

Она рывком встает с кресла, крепко прижимая книгу к груди, как будто не желает с ней расставаться. Ее любимая книга запачкана грязью. Неужели она действительно нашлась в саду? Оторвав одну руку от книги, Калла сует ее в карман запятнанных джинсовых шорт и достает оттуда какой-то предмет. Маленький, умещающийся в ее ладони.

Я подхожу ближе, чтобы его рассмотреть, однако пальцы жены быстро сжимаются в кулак, а взгляд обдает меня холодом, предостерегая: не прикасайся! Но потом Калла медленно разжимает кулак, давая мне возможность изучить его содержимое: маленькие серебряные торцы, сломанная застежка вверху. В микроскопических трещинках тоже заметна пыль, но поверхность вещицы очищена – либо пальцами Каллы, либо тканью кармана. Мне удается разглядеть даже цифру, выгравированную в центре книжечки: 3.

Мои легкие слишком порывисто втягивают воздух – как певец, которому не хватило дыхания на середине песенной строки. Утренний свет солнца вдруг становится ярким-преярким и превращается в один огромный, все заполоняющий глаз, сверкающий и наблюдающий за мной.

– Это подвеска, – громко выговариваю я, едва не поперхнувшись словами.

– Что? – переспрашивает Калла, снова зажимая книжечку в кулак и опуская обратно в карман.

– Подвеска для цепочки. Таких подвесок было пять.

Губы жены силятся задать вопрос, Калла тоже чуть не захлебывается словами:

– Откуда ты знаешь?

Нащупав в заднем кармане блокнот, я вытаскиваю его. Но мне тоже не хочется, чтобы жена прикоснулась к нему, забрала его у меня. Оказывается, у нас обоих имеются вещи, которыми мы не готовы делиться, – наши секреты, наши личные сокровища.