На фоне слышался рык и крики людей.
— «Эскадрон», живо к вольеру с тигром, это «Седьмой»! Приём! — приказал кому-то майор у тарантула.
— Понял вас, «Седьмой», — раздался из рации чуть прокуренный голос. — Выдвигаемся.
— Я могу помочь, — предложил я, надевая маску.
— Нет, дуй к остальным ополченцам, — покачал головой полковник Краснодубов.
— А он ведь супер… — вдруг произнёс Бирючинин.
— Он артиллерист, поэтому остаётся с остальными ополченцами, — сказал полковник. — Иди на улицу.
Кивнув, направился на выход, а военные продолжили напряжённые переговоры по радиосвязи.
— Узнаю р̀одную ар̀мию, — усмехнулся я, выйдя на улицу. — Не успел вер̀нуться, а уже какие-то пр̀иключения!
Глава 9
Книга джунглей
— И снова здр̀авствуйте! — вышел я к ополченцам.
Но никто не успел и слова сказать, как где-то за мной раздался громкий скрежет жести. Звук доносился сверху. Я резко обернулся, после чего в ужасе выпучил глаза и попятился.
На крыше, прямо над аркой входа, стоял здоровенный тигр, скалящийся окровавленной пастью.
— Ох, твою мать… — прошептал я, после чего замер.
Слышал когда-то, что, если не двигаться, то хищное животное не атакует, но что-то у меня нет особой уверенности на этот счёт. Медленно, чтобы не создавать лишних звуков, извлекаю шпагу из ножен. Шансов против мощного тигра у меня мало, но есть люди с автоматами, правда, ошеломлённые и оцепеневшие.
— Стр̀еляйте по нему, — тихо произнёс я.
Тигр смотрел прямо на меня, а я смотрел прямо на него. Не знаю, что он сделал у своего вольера, но это было нечто крайне кровавое и жестокое, потому что кровь покрывала не только его морду, но и лапы, а также переднюю половину туловища.
И эта тварь, решив, что банкет надо продолжать, прыгнула на меня. Страшно? Да, страшно. Только вот не на того напала, скотина шерстяная!
Прыжок был длинным, с выставленными вперёд когтистыми лапами, чтобы прижать меня к брусчатке тротуара и растерзать. Когда мне стало понятно, что тигр уже точно не может сильно изменить траекторию падения, я сделал рывок влево и начал извлекать из кармана «Макарыч».
Тигр, ещё в полёте осознавший, что сокрушительный удар лапами безнадёжно провален, а я задумал что-то нехорошее, приземлился и совершил кувырок, чтобы погасить инерцию и уйти от возможной атаки.
— Жр̀и р̀езину, ле кон! — воскликнул я, отстреливая последние четыре патрона в туловище тигра.
Животное зарычало с нотками гнева и болезненности, после чего резко развернулось и кинулось на меня. Прыжок мощный, в чём-то пафосный, но я был к нему готов.
— Н-на! — вложил я в укол вес собственного тела.
Шпага вошла в грудь тигра по самую гарду, но иначе и быть не могло, ведь произошло сочетание двух противонаправленных импульсов — одна тигриная сила против одной человеческой. И я не удержался на ногах, ведь это чудовище весило килограмм триста или около того, поэтому рухнул на спину.
Правда, тигр ещё со мной не закончил, поэтому я ощутил, как мои плечи рвёт на лоскуты когтями.
— А-а-а-а, пютэ!!! А-а-а!!! — завопил я против своей воли, после чего оказался погребён под обмякшей тушей тигра.
Из лёгких выбило весь воздух, а вдохнуть я уже не мог. Грудь сдавило так, словно на неё положили гриф штанги с тремя сотнями килограмм чугунных блинов.
Тигр, к счастью, всё-таки умер, поэтому не пытался порвать меня на британский флаг, но всё равно хорошего в этой ситуации было мало. Я чувствовал, как моя кровь пропитывает рубашку и сюртук, а руки жжёт ослепительно болезненным огнём.
Внезапно, тягучую вечность спустя, груз с груди сняли, а я, наконец-то, сумел сделать вдох.
— Врача сюда, живо! — донеслось до меня.
Мир словно в тумане, вокруг смутные силуэты, всё болит, становится холодно, а затем сознание меня покинуло.
Повторное «включение» сознания происходило постепенно.
Первое ощущение — будто меня высушили в промышленной сушилке для древесины. Жутко хотелось пить.
Глаза я сумел открыть только со второй попытки.
Пришёл в себя я в комнате с побеленным потолком и выкрашенными в светло-серое стенами. Большое окно делает эту комнату очень светлой и какой-то, так сказать, умиротворённой. Правда, я не могу насладиться аурой умиротворения, царящей в этом помещении, потому что при попытке сглотнуть слюну я ощутил, будто по глотке от души прошлись наждачной бумагой.
Лежу я в кровати, застеленной белой простынёй, а слева от меня серая тумбочка, совсем как в армейском госпитале, расположенном в далёком-предалёком Семипалатинске… Одет я в шерстяную пижаму коричневого цвета.
На тумбочке графин и стакан, а ещё ваза с весенними цветами.
Больше в помещении ничего нет, кроме деревянной двери и окна, занавешенного полупрозрачным тюлем.