Мрачный взвод. Двенадцать дней Коляды

– Да хоть бы и с них, – вслух согласилась та, которую она назвала Милой.

Общими усилиями установили два зеркала друг напротив друга, поставили по обе стороны свечи. Лампу и факелы пришлось вынести в предбанник, чтобы их свет не мешал.

– Меж зеркалами – двенадцать коридоров, – заговорщицким тоном сказала Светлана, – через один из них суженый явиться может. Но нельзя допустить, чтобы он в наш мир вышел, как лицо разглядите – сразу кричите «чур сего места!», а я платок накину на зеркало.

– А петуха-то вы с собой не взяли? – Варна села на лавку, поставила на нее одну ногу и положила подбородок на колено.

– Зачем? – удивились девицы.

– Чтобы кричать заставить, если что не так пойдет. В месте, откуда я родом, делали так. Вы же знаете, кто вам в обличии суженого явится?

– Кто? – бледнея, спросила самая молодая девчонка.

– Черт, конечно.

Света пары свечей хватило, чтобы разглядеть панику, отразившуюся на лицах. Пугать их одно удовольствие, однако, есть доля правды в том, что она рассказала. Зеркало вообще непростая вещь, сквозь него что угодно проникнуть в человека может. Честно сказать, вся эта затея с гаданиями Варне не нравится, слишком много трупов они с Дарием в ночи Коляды нашли за десять лет охоты.

– Первая буду, – вызвалась Мила. – Только не вздумайте меня пугать!

Светловолосая девица села рядом с зеркалами, остальные отошли подальше, только Светлана осталась рядом.

– Суженый-ряженый, явись! – резко выкрикнула Мила.

В бане стоит абсолютная тишина. Кажется, все затаили дыхание. Варна делает вид, что волосы перебирает, а сама на зеркальную гладь косится на случай, если на зов девичий действительно выйдет кто-то.

– Похоже, ходить тебе в девках еще год, – сказал кто-то.

– Еще раз попробуй, позови от всего сердца, – посоветовала Светлана. – Я себе так Ваську нагадала.

– Ого, ради такого я позову, и не раз, – хихикнула Мила, откашлялась и низким ласковым голосом позвала снова: – Суженый-ряженый, явись мне!

Ничего не произошло ни через минуту, ни через две – зеркала как зеркала, отражают друг друга и свечи, больше ничего.

Все происходящее напомнило Варне о шабаше – красивые женщины с блестящими глазами, у всех волосы до поясницы, рубахи тонкие под тулупами, груди вздымаются и опадают в такт дыханию. В бане стало жарко.

– Пусть Тома попробует. – Светлана поманила кого-то из темноты. – Тебе уже двадцатый год, а все в девках сидишь.

Варна едва не фыркнула – двадцатый год, ну надо же! Ей тогда пора в землю себя закапывать.

Худая, болезненного вида девушка подошла к зеркалам и, бросив на подруг испуганный взгляд, села напротив свечей. Она долго молчала, потом наклонилась к серебристой поверхности и прошептала:

– Суженый-ряженый, явись.

Воздух заколебался, от ее слов, как от брошенного в воду камня, разошлись круги. Варна почуяла ворожбу, настоящую, крепкую, такую ни с чем не спутать. Пригляделась к девчонке, но в полумраке ничего не разглядеть толком. Тома достучалась, но до суженного ли?

Одно из зеркал стало матовым, поверхность задрожала, Светлана отпрянула, а девчонка, наоборот, вперед подалась, пытаясь разглядеть кого-то.

Воздух стал гуще, Варна увидела стремительно приближающуюся фигуру. Не успела тварь ближе подойти – она вырвала из рук оцепеневшей женщины платок и накинула его на зеркало. Напряжение рассеялось, кто-то взвизгнул, зашептались колдушки недоделанные, Тома руки к груди прижала, силится сказать что-то, но не может.

– Насмотрелись? – Варна обвела собравшихся строгим взглядом. – Утолили свое любопытство?

– Кто это был? – спросили из темноты.

– Не знаю, – пробормотала Тома. – Никогда людей такой красоты не видела, да только… – она резко замолчала.

– Да только что? – с нажимом спросила Варна. – Рога у него были?

– Не было рогов! Несчастный он, измученный. – Тома опустила голову. – Неужто таким будет мой суженый?

– Грустит, потому что тебя найти не может, – со знанием дела сказала Светлана. – Без любви твоей сохнет.

Варне захотелось кого-то ударить – или себя, или каждую из девок.

Неужели ничего не пугает людей? Тома эта явно даром обладает, но сама об этом не ведает. Не колдовством черным пахнет от нее, а лесом, наверное, по роду передается способность к траволечению, потому она и выглядит так болезненно – задавила в себе родовую способность, а сила не любит, когда ее игнорируют.

– Знаете, – тихо сказал кто–то, – бабка рассказывала мне, как гадали они в ночь Коляды с подругами, а на следующий день в ее дом пришли те самые молодцы, которых зеркало показало. Обрадовались девки, нарядились, лучшие сарафаны достали из сундуков, к столу путников пригласили. Поели, попили, решили в карты поиграть. Весело им, юноши девиц глазами пожирают, сразу видно – судьба. Заболталась бабка моя, рукой ложку со стола смахнула, наклонилась, чтобы поднять, смотрит – а у молодцев-то копыта вместо ног! – собравшиеся охнули. – Бежала она оттуда без оглядки, отцу рассказала, тот собрал мужиков и пошли они чертей гнать из дому. Но не нашли там никого – ни нечисти, ни девиц. Увели молодых девушек, проклятые, с тех пор никто их не видел.