Мрачный залив

Но все равно потребует, чтобы я выполнил свою часть сделки. В конце концов, он дал мне ответ.

И будет утверждать, что просто ошибся.

У меня нет ничего. Ничего, кроме горя, ярости и невыносимого страха за Гвен и Кец, канувших в неизвестность. Они, по крайней мере, вместе. Но все равно совершенно одни.

Я снова просматриваю сообщение Гвен. И снова.

Но, в конечном итоге, я могу теперь только ждать.

Мне кажется, это меня убьет. Мне нужно подумать о чем-нибудь другом. О чем угодно.

Я слышу, как отворяется дверь одной из комнат. Это Ланни – она выходит в гостиную в пижаме, шаркая ногами, зевая и щурясь от утреннего солнца.

– Привет, пап, – говорит она. – Завтрак готов?

Я совершенно не думал об этом моменте. О том, что я скажу ей или Коннору. Но у меня нет выбора. Поэтому я говорю:

– Присядь, Ланни. Мне нужно кое-что сказать тебе, это касается твоей мамы.

Я отлично понимаю, что это будет адски тяжелый день, но правда – это все, что я могу предложить им сейчас. Правда, любовь и доверие.

Все то, что вручила мне Гвен.

22

ГВЕН

Желание проверить, как там дети, как Сэм… оно настолько сильно и болезненно, что сдерживать его – словно касаться провода под током. Но Кец права: мы не можем так рисковать. Этот человек – убийца, мы это видели. А Сэма сейчас нельзя в это втягивать; необходимо, чтобы мои дети были в безопасности, чтобы у них остался хоть кто-то, кто будет любить, наставлять и защищать их. Но я не намереваюсь умирать – равно как и Кец.

Мы – не жертвы, мы – охотницы.

Кец, конечно, все продумала заранее; она знает, что Хавьер сделает что угодно, чтобы найти нас, – например, сообщит об исчезновении и потребует объявить розыск. Поэтому спустя час езды она сворачивает с шоссе и направляется в совершенно не знакомый мне район. Это мрачная сельская местность, совершенно безликая. Там, в обветшавшем полуразрушенном амбаре мы встречаемся с высоким тощим афроамериканцем в футболке с портретом Че Гевары и обмениваем мой внедорожник на маленькую потрепанную «Хонду».

– Оставаться в твоей машине нельзя, – объясняет Кец. – Они будут отслеживать номер по всем камерам и дорожным постам. Нам нужно что-то совершенно другое, если мы хотим добраться до места.

Она и человек в футболке с Че не говорят друг другу ни слова; просто обмениваются кивками, и Кец протягивает ему конверт – полагаю, там лежат деньги. Не представляю, откуда она его знает, и даже не спрашиваю. Сейчас не время.

Мотор «Хонды» работает стабильно, но рессоры у нее изношены, а пробег такой, что, наверное, хватило бы скататься до Луны и обратно. Однако она безотказно несет нас сквозь вечернюю темноту, пока мы едем по все еще оживленному шоссе, притормаживая и меняясь за рулем, когда кому-то из нас требуется поспать.

– Нужно поговорить о том, что мы будем делать, – говорю я, и она молча кивает. – Мы не можем играть в его игру от начала до конца. Лишь настолько, чтобы он поверил, будто заполучил нас. Может быть, это собьет его с толку.

– Пока что надо играть, иначе нашим близким не поздоровится, – произносит Кец. – Гвен, он считает тебя виновной в чем-то.

– Очевидно.

Я скорее чувствую, чем вижу ее взгляд.

– В том, что ты помогала Мэлвину убивать тех женщин?

На это я ничего не отвечаю.

Молчание, разбавленное лишь дорожным шумом и скрипом корпуса старой «Хонды», трудно выдержать, и Кец наконец замечает:

– Похоже, он выбирает один тип жертв.

– Я не такая, как Шерил.

– Некоторые люди считают тебя убийцей. Они ошибаются, мы обе это знаем. Но для него это несет некий смысл.

– Я хочу остановиться и купить подменный телефон. Этим мы пользоваться не можем. Мне нужно проверить, как там Сэм и дети.

– Нет.

– Мне это нужно.

– Ты знаешь, что он наблюдает за нами.

– Сейчас нас нельзя отследить, если только не взломать систему АНБ[11].

– А может быть, он ее и взломал, ты подумала об этом? Черт, я не знаю, чем эти люди занимаются в свободное время, и ты тоже не знаешь. Если его недооценить, мы проиграем.

Я хочу заспорить, но Кеция не настолько ошибается, чтобы я оказалась права. Такое ощущение, будто нас запустили в космос в этой крошечной жестянке, мчащейся сквозь тьму. Далеко от дома, от безопасности, от тепла.

– Ты беспокоишься за детей, – говорит она уже мягче. – Я знаю. Но с ними Сэм, он их не бросит. Ты это знаешь.

– Знаю, – вздыхаю я. – Но я их мать.

– И ты делаешь самое лучшее, что можешь сделать. Уводишь опасность прочь.

Кеция протягивает руку и включает радио. Динамик звучит хрипловато, с помехами, но она находит местную станцию, и мы некоторое время молча слушаем музыку.

Не знаю, в какой момент я засыпаю, но, проснувшись, обнаруживаю, что мы уже в ином климате – более теплом и влажном. Ландшафт здесь более плоский. Солнце восходит слева от нас.

– Доброе утро, – говорит Кец и зевает. Потягивается, не отпуская руль. – На следующей стоянке для дальнобоев я остановлюсь – нужно заправить машину, выпить кофе и сходить в туалет. Не хочешь после этого сесть за руль?

– Я поведу, – отвечаю. – Где мы?

– В Северной Каролине, только что проехали границу. Требуется еще несколько часов, чтобы доехать туда, куда мы направляемся.