Я так и делаю. Выбираю одну дверь наугад и иду к ней мимо неподвижного, смердящего рыбой конвейера. Эта дверь меньше. Она выводит меня в коридор, тянущийся вправо и влево. Опять выбор. Я сворачиваю направо.
– Ты не хочешь дать мне никаких подсказок? – обращаюсь я к Джонатану. – Не очень-то интересно играть, если я не знаю, что делаю.
– Ты знаешь, – возражает он. – Ты будешь знать, когда придешь туда.
Я не удивляюсь, обнаружив, что коридор освещен. Конечно же, Джонатан проследил за тем, чтобы завод продолжал снабжаться электроэнергией.
Он контролирует все в здании – вероятно, из той комнаты, где сейчас прячется. Мы играем в прятки.
– Что ты предпочтешь: быть богатой или бедной?
– Ни то, ни другое, – отвечаю я. – Просто не бояться.
– Это так не работает. Есть только два варианта.
– Вот почему это игра неправильная, – говорю я ему. – Потому что люди – небинарные существа. Мы сложные. Мы небезупречные. Мы…
Я умолкаю, потому что в коридоре обнаруживаются три двери, все по левую руку от меня. Двери закрыты. В каждой двери есть стеклянное окно, но когда я направляюсь к средней двери, то обнаруживаю, что все они закрыты жалюзи с той стороны. Нет никакого способа определить, что находится внутри.
– Три двери, – говорит он. – Три варианта. Две комнаты пусты.
– А что в третьей?
– Тигр, который ничего не ел несколько месяцев.
Я знаю эту логическую загадку. Тигр, который ничего не ел несколько месяцев, мертв. Значит, не важно, какую дверь я открою.
Поэтому я делаю это последовательно.
За первой дверью обнаруживается кабинет с пустым столом, двумя каталожными шкафчиками и офисным креслом.
Здесь зловеще чисто, как будто кабинет ждет прибытия нового сотрудника.
За второй дверью я нахожу то же самое.
В третьей комнате держали монстра, но, как и обещает загадка, этот монстр больше не опасен. Я смотрю на старый высохший труп. Не могу определить, к какой расе и даже к какому полу он принадлежал; от него осталась только ломкая кожа, обтянувшая кости, и свисающий с черепа скальп. В комнате чувствуется смрад; ковер, впитавший продукты разложения, похож на грязную посудную губку. С первого взгляда даже непонятно, отчего умер этот человек – конечности у него, в отличие от Шерил, все на месте. Труп прикован наручниками к толстой скобе, привинченной к полу.
Я ничего не говорю, просто отступаю назад и закрываю дверь. Бестелесный голос Джонатана спрашивает:
– Ты хочешь знать?
– Просто скажи мне, где ты. Давай покончим с этим.
– Этот человек похищал юных девушек, некоторые едва достигли подросткового возраста. Он насиловал и убивал их, а потом звонил их близким и насмехался над ними, – говорит Джонатан. – Я дал ему выбор: умереть от голода или отгрызть собственную руку, словно животное, попавшее в капкан. Он выбрал смерть от голода.
Я поднимаю голову и вижу крошечный, словно бусина, глазок камеры, приткнувшийся в верхнем углу коридора.
– Меня не интересуют твои оправдания.
– Эти люди не были безвестными, – продолжает он. – Если б полиция трудилась усерднее, то могла бы сложить картину. Могла бы остановить их, но не остановила. Однажды его даже судили. Он был арестован за попытку похищения. Но дело было прекращено.
– Ты – не всезнающий бог. Ты мог ошибиться.
– Я позволил им сказать, кто они такие.
– А ты продолжишь рассказывать мне свои истории? Потому что я предпочту умереть, чем слушать их.
– Иди влево.
Я направляюсь в другой конец коридора. Снова безликие двери с окошками, закрытыми жалюзи. Три двери.
– Ты хотя бы нашел его? – спрашиваю я.
– Кого?
– Того, кто убил твою сестру.
Следует очень долгая пауза. Я жалею о том, что не могу видеть его, как он видит меня. Мне хотелось бы лучше понять его, потому что тогда я буду знать, как остановить его.
– Три двери, – говорит он. – Выбери одну. Я дам тебе подсказку. Я за одной из них.
Я невольно меняю позу, готовясь к сражению. Яростный холодный ветер овевает меня. «Он будет вооружен», – думаю я. Мой револьвер все еще лежит в кобуре, пристегнутой к лодыжке; я наклоняюсь и достаю его. В нем один патрон, и мне нужно сделать так, чтобы пуля из него оказалась решающей.
Начинаю с дальней левой двери. Пустой кабинет. Как и за средней.
Пинком отворяю последнюю дверь, разбивая стекло, жалюзи отлетают в сторону, и я прыгаю вперед, пока осколки стекла продолжают осыпаться из рамы, словно острые льдинки. Мои руки не дрожат. Я стреляю ему в лицо. Прямо в лоб.
Он даже не моргает. Раздается стеклянный треск. Джонатан поднимает кружку и пьет из нее, и сквозь тошнотворное чувство дезориентации я понимаю, что выстрелила в огромный плоский телевизионный экран. Телевизор все еще работает, несмотря на то, что я всадила в него пулю. Джонатан делает еще глоток, глядя на меня холодными пустыми глазами.