К счастью, в этот раз я успел достать гриб и бросить его в рот, чтобы не откинуться от отравления. Выяснилось, что сам антидот на вкус был не лучше яда, затхлый, кислый и отдающий плесенью. Кто бы мог подумать, что мелкие твари, гибнущие с одного тычка, окажутся опаснее огромных и почти бессмертных мумий. И это крыс было всего две штуки, остальных удачно испепелил очищающий огонь вместе с хищной лестницей, а одну забрал арбалетный болт. Против стаи таких поганцев только, наверное, с пулеметом выходить. Крови попьют…
Красный столбик замер. В глазах прояснилось, подземный воздух, отдающий сыростью, ровно потек в легкие. Я отхлебнул из фляги, смывая сладким напитком тошнотворный привкус ядогона, и подумал, что на грибах не стоит экономить. Не будь их в сумке, сейчас бы опять пускал ртом пену, а носом пузыри, дергаясь на полу в предсмертной агонии.
Ловушки — есть. Наквы — есть. Крысы — есть. Все, как и говорил Одо.
Кап-кап. Кап-кап. Тьма успокоилась, встала стеной и теперь издавал лишь звуки падающих капель. Раны на левой руке затянулись. Ни шрама, ни синяка, ни царапины. Словно новенький.
Подобрав парочку хвостов, я вновь потопал по следу призрака. Спустя полсотни шагов, в месте, где прятались облезлые красноглазые крысы, водосток переходил в узкий тоннель, в котором я едва помещался в полный рост, корябая кончиками рогов каменные своды. Если бы был выше на считанные дюймы, пришлось бы пригибаться, а если бы был чуть шире в плечах, скреб бы ими стены.
Под ногами серебром блестели лужи, на макушку то и дело капала вода, просачиваясь сквозь щели между камнями. Но сам тоннель, где даже мечом свободно не помашешь, пока был пуст. Нарвись я на крыс внутри него, пришлось бы тяжко. Им-то в самый раз для прыжков, а мне только мечом колоть, как шпагой. Хрен развернешься и замахнешься…
Тьфу ты, черт! Тоннель оборвался, и я невольно вздрогнул, увидев в свете фонаря серых пауков. Они всплыли из тьмы так неожиданно, что я принял их за настоящих, и от испуга даже саданул клинком по одному из них, слушая короткую песнь меча и камня. Бзыннь!
На самом деле это были всего лишь ребристые колонны с посаженными на них скульптурами жирных пауков. Нельзя же так, чуть сердце не выскочило. Приложив руку к груди, я осмотрел новый зал, куда меня вывел тесный тоннель. Зал был восьмиугольным и небольшим, с низким плоским потолком, по которому широкими бороздами тянулась высеченная в камне сетка паутины. Слева и справа поблескивали ручками двери. Путеводная нить ни к одной из них не сворачивала, а уходила вперед, в следующий узкий тоннель. Призрака по-прежнему не было видно на горизонте.
Каменные пауки мне, конечно, не нравились. Да и кому вообще в здравом уме могут нравиться каменные пауки? Но мимо двух запертых деревянных дверей пройти было крайне сложно. Я дернул ту, что ближе, и стоически, почти равнодушно вынес ее упрямство. Дверь не открылась, а в воздухе на черном прямоугольнике проступили белые буквы:
Перевожу на человеческий язык: за дверью учитель, но если ты грешник, то не раскатывай губу, ибо этот класс не для тебя. Слеза младенца, подумать только.
Я пересек зал, стараясь не обращать внимание на скульптуры пауков, которые будто следили за мной своими каменными глазками, и потянул ручку второй двери. Она не упрямилась, лишь тихо скрипнула и легко отворилась, бросив в воздух пояснение.
Передо мной открылась просторная мастерская, где я заметил еще два выхода, прикрытых тонкими решетками. На полу, который давно не знал метлы, на широком верстаке, на занавешенных паутиной полках блестела добыча. И, по ощущениям, ее было куда больше, чем в норе миджитов. Потирая руки, я подобрал обрывок страницы, лежащий у порога.