— Я расскажу вам веселую сказку о том, почему мое лицо иногда закрыто тряпичной тканью! Думаю, будет интересно проникнуться моими историями. Вот, слушайте меня все! — как и все шизоиды, этот выделялся теоретизированным стилем мышления, он был человеком-формулой, человеком-схемой, изливал красиво, но только то, что чувствовал, — Я готов вести по жизни красивую женщину, но не согласен тащить за руку тряпичную куклу — говорил Шарль Де Бруа — человек с французской кровью и повадками заурядного америкоса. У меня были куклы. Ранимые, истерзанные жестоким миром, вечно алчущие чего-то, они кажутся такими настоящими, чуткими, трепетными… — проникаясь собственными мыслями, «пьеро» с каждой секундой нервничал все больше, — А на деле нет создания грубее душой, чем тряпичная кукла. Пустая, криво сшитая из обрывков ворованной красоты, она создает внешнее впечатление богатого наполнения — ложного, конечно. Увы, в наше время набирает силу культ таких кукол. Ужасно и то, что мужчины оценивают свою силу, состоятельность и возможности только по тому, насколько тряпичная их кукла: сколько ее капризов они в силах вынести, сколько визга выдержать и сколько условных драгоценностей сложить к ее тощим ножкам. Тряпичные куклы не любят, а вынуждают любить за двоих. Отражая повышенный интерес мужчины к себе поддельными эмоциями, стимулируют его любить еще и еще — потому что приятно любить себя в женской форме. При этом свои настоящие, искренние чувства тряпичные куклы оставляют нетронутыми, держась за них, как за центр силы, пока истощают ресурсы моральные и материальные своего «сильного» мужчины. А когда все кончится, или в миг слабости, тряпичная кукла уйдет.
Фелисию трясло от вялотекущей паранойи, запах страха забился в ноздри и выходил из сердца легким покалыванием.
— Они любят менять ниточки, на которых их подвесили — не потому, что любят кукловода; потому, что любят само ощущение до звона натянутых нитей. Я же лучше умру в одиночестве, чем буду спать с тряпичной куклой и трахаться с ней и представлять в уме, что она живая. Не хочу, и не буду любить за двоих — это тоже вид одиночества, только в красивой маске. И уж точно не позволю настоящей женщине рядом со мной превратиться в такую тряпку — которая полетит на помойку вслед за остальными! Когда-то у меня была девушка, сексуальная и обольстительная. Мы с ней любили друг друга, и наша любовь была взаимной, но, узнав о том, что она куклоподобна, я — пожиратель сердец, не сдержался, и пришлось кое-что сделать с ее симпотной внешностью! Я схватил иглу и начал прокалывать кожу на лице, чтобы, став уродиной, она поняла, что теперь такой некрасивой ее буду любить лишь я, чтобы поняла, что любовь не за красоту, а за душевные плюсы гораздо важнее визуальной роскоши. Я искалечил ее, чтобы она была рядом со мной, но, даже потеряв лицо, она ушла от меня! Понимаешь?
Негромкий, но истеричный, возбужденно-взвизгивающий голос гота вводил жертву в обморочное состояние, вызывал ассоциации со смертью, с грустью, с трауром…
Бёрк постучался в кабинет Эсмонда Фернока, чтобы узнать о его планах на Фредди Кригера, будет ли он как-то действовать или спустит все на тормозах.
— Зайди! — крикнул лейтенант, — Запомнил твою походку…
Сам по себе Бёрк был скромняшкой и ни в какие авантюры не лез. Ну, почти. А случай с убийством в психиатрической клинике словно оживил полицейского. Это же можно было сказать и про Дэвида Блейка. Из-за ходивших по отделу слухов прокурор «чернел» репутацией и уже не вызывал прежнего восторга. В таком повороте событий вина частично лежит на главном организаторе заговора — Ферноке.
— Здравствуйте — Уолтер был как всегда эталоном вежливости.
Хозяин кабинета дожевал оставшиеся в пачке чипсы и поприветствовал дорогого гостя:
— Привет-привет. Прикрой дверь и присаживайся…
— Ага…
— Значит так! Слушай внимательно… — Фернок сделал пятисекундный передых, — Ничего предпринимать пока не будем.
Тут Бёрк удивился:
— А чего вдруг? Почему не будем?
— Того — лейтенант отложил чипсы в сторону, — А что мы можем? Сам подумай…
— Посодействовать — задергался Уолтер, — Поспособствовать справедливости!
— Хех — Эсмонд включил всезнающего Эсмонда, — Аресту ты своему поспособствуешь, дурачок!
— Почему?
— Он бизнесмен, заполучивший доверие и уважение масс, планирующий баллотироваться в мэры, а мы простые бездари. Тутошние копы. Ну, я-то не бездарь, насчет тебя не уверен…
— Тогда в чем дело? — вопросы Уолтера не блистали оригинальностью, он задавал их от безысходности — потому что нужно.
— Здесь все не так просто, как хотелось бы. То было сказано на эмоциях, а сейчас голова просветлела…
— А что сложного? Надо всего лишь доверить доказательство беспристрастным и надежным людям, и все…
— Беспристрастным и надежным? — Фернок выказал удивление, — Тогда достанется не только ему, но и всему отделу.
Бёрк пододвинулся поближе:
— Объясните…
— У одного из нас репутация великого и ужасного. Рыльце в пушку. Беспристрастные могут посадить и меня. Да и другие ребята не святые, тоже совершали грешки…
— Ну, и?