Мраморное сердце

Когда он вернулся в Нью-Йорк, то первым делом позвонил Ланже со странной просьбой. Он попросил его сотворить Джулиану всю систему органов, все мышцы, кости, сосуды, всю эту анатомическую муть и поместить это в выпотрошенную скульптуру, и потом снова её заделать. Он был уверен, что так она обретёт ещё больше человечности. Жан категорически отказывался потрошить свою готовую скульптуру, иначе она потеряет своё прежнее состояние, он не возвращается к своим старым работам. Тогда Райан попросил сделать новую скульптуру Джулиана, на что Ланже снова ответил отказом, сказав, что дважды не работает даже со своими самыми любимыми натурщиками. Они ему уже всё сказали, он всё вложил, что в них было, это будет просто копия его работы, ничем непримечательная – пустая и мёртвая. Райана разозлила категоричность Жана, но он знал, что только Ланже сможет выполнить его просьбу, чтобы его удовлетворил результат. Он дал себе слово добиться своей новой цели любыми методами.

Райан умел быть авторитарно настойчивым, не зря он управлял столько лет своим здоровенным домом мод, который он организовал практически с нуля, но с множеством креативных идей и желанием добиться успеха. Он знал, что они с Джулианом для Жана были особенными, по крайней мере, здесь, в США, так что он понимал, что рано или поздно своего добьётся. Они виделись теперь так часто, что Ланже уже не улыбался так широко, когда видел его, к тому же Райан имел наглость приезжать к нему в студию без предупреждения, и ничто вежливыми способами не могло его оттуда изгнать. А грубыми методами Ланже никогда не пользовался. Так что Райан всё чаще наблюдал за тем, как Жан работает у себя, и хотя он в эти моменты был отрешённым и молчаливым, это не мешало Райану постоянно комментировать, вставлять своё мнение и даже критиковать! К тому же он часто как-то выходил к теме того, что его скульптуры внутри пусты, и он даже никогда сам не пробовал наполнить их не только своими символическими познаниями, но и оживить их плоть. Но Жан не сдавался. А Райан терял терпение.

– Жан, как ты не понимаешь, – не выдержал однажды он этого давления с собственной стороны (даже тираны устают от собственной тирании), – Джулиан внутри слишком пуст, и ты сам это знаешь! Он совершенно бездушный, ему нужно хотя бы сердце, чтобы пробить своё мёртвое оцепенение! Это – его потребность, и ты сам видишь, что я не выдумываю! Создай хотя бы сердце, я уже не говорю о том, чтобы его поместить туда, оно просто должно существовать, даже существующее отдельно от него, оно сделает его более живым.

Жан задумался впервые, как Райан начал донимать его этими темами. Он долго молчал, и Райан уже думал, что он не ответит, и это молчание говорило за себя своим сдержанным, но решительным отказом. – Ты прав, это будет интересная тема, я бы поработал с ней, но со своими новыми скульптурами. Джулиан завершён.

– Нет, Джулиану не хватает витальной искры, разве так сложно подарить ему сердце? – гнул свою линию Райан, видя наконец-то плоды своих трудов. – Тебе не нужно будет расчленять его на мраморные глыбы, оно просто должно где-то существовать.

Жан тогда не сказал ни да, ни нет. Но через неделю после этого он позвонил ему и велел им приезжать вместе с Джулианом в элитную нью-йоркскую больницу. Райан аж испугался, а вдруг с Ланже что-то случилось? Но когда они приехали на место встречи, Жан повёл их в кабинет, прилегающий к моргу. Джулиан уже был опытным в подобных делах, но всё равно ножки у него подкашивались, когда они прошли к столу, на котором лежало окровавленное, но прикрытое тело, только что после аутопсии. Труп был совсем свежим, в воздухе прямо витала остывающая жизненная энергия. Когда Жан стянул с покойника простынь, Райан едва сдержал приступ тошноты, тело ничем не напоминало живого человека, оно ещё не было сшито назад, так что за слоями кожи, мышц и костей он видел органы. Ланже смотрел на них с вызовом, мол, сами довели меня до этого. Он жестом велел надеть им стерильные перчатки, Джулиан сразу повиновался, но Райан так и стоял у двери и отгонял от себя мысли о том, как уродлив этот мир, и почему за красотой скрывается такое безобразие.