Он скучал по чувству влюблённости, когда ты видишь мир сквозь розовые очки (в его случае через мраморные очки), когда красота твоего объекта обожания кажется целостной, когда ты окутан иллюзиями, и ничто не способно рассеять твой радужный мир химер и миражей. Даже он в своё время не избежал этого самообмана, но сейчас он жаждал вновь повторить это чувство, потому что оно помогало без усилий видеть исключительно красоту мира. Он теперь постоянно вспоминал Джулиана, в этот период они оба были очень заняты и виделись не часто, но оба знали, что их объединяет мраморная нить, всё крепче связывая их. Он мог сейчас себе признаться, что Джулиан был для него особенным, возможно, он даже был в него влюблён, просто в таком возрасте его гормональный мир уже не взрывался и не заставлял его вести себя неадекватно. Он никогда не был из тех романтиков и жертвенных, что готовы были дарить звёзды своим возлюбленным. Но он умел любоваться их красотой, их сексуальным умом, их хитрой амбициозностью, их стремлением развиваться. Всё это в его понимании шло рука об руку и с материальной красотой, от того Джулиан и казался ему идеальным воплощением его мечты. Но это если отбросить его любопытство, крайности и суетливость.
Но он знал, что общий быт и рутина быстро бы уничтожили его красоту и их гармоничное сосуществование. Лео подходил ему гораздо больше как партнёр по быту, организационным делам и домашней рутине, хотя бы потому, что Райан никогда не был в него влюблён. Но Джулиан был всегда для всех хорошим бойфрендом, хорошим партнёром по проживанию, хорошим хозяином, и это удивляло его. Он до сих пор не мог до конца понять, что сам Джулиан испытывает к нему, и как ему удаётся любить одинаково сильно всех своих партнёров (которых у него было штук пять, если брать длительные отношения). Как он был способен отдавать себя всего своим бойфрендам и при этом умирать от любви к нему самому? Это был нонсенс, как в нём было так много чувств? И он же не был из тех, кто разбрасывался ими! И впервые в жизни он ощутил что-то наподобие ревности, хотя он до этого никогда не ревновал Джулиана к его пассиям, наоборот, ему нравилось, что у того есть серьёзные отношения, и ему всегда нравились его бойфренды (они все были из хороших семей, чистые, порядочные). Но он быстро угомонил свою ревность, потому что сейчас ни один его партнёр не имел значения, когда их связывает мраморная нить, которая и приведёт их к состоянию голого творческого экстаза, к мигу гармоничной красоты и экзальтации.
В Сан-Франциско он попал в мастерскую к одному весьма известному скульптору, который делал в миниатюре целые коллекции. Он видел его коллекцию овощей, которые были сделаны из цветного мрамора, а также небольшие фигурки животных. Но больше всего его поразили маленькие мраморные куколки, вернее процесс их создания. Он видел, как этот скульптор, которого звали Педро, соединяет вместе их маленькие части тел. Педро работал с деталями по собственным методам, он не работал с цельными кусками, предпочитая отточить отдельно каждую мелкую, практически ювелирную, деталь, чтобы потом воссоединить в готовую куколку. Райану казалось, что он наблюдает за работой бога, создававшего свои творения, такие маленькие по сравнению с ним, но такие точные, такие слаженные! Ему казалось, что Педро сейчас дыхнёт на них, и куколки раскроют свои кристально чистые глаза, спрыгнут со стола и побегут по своим нескончаемым делам.
В то же время Педро занимался ещё одним проектом, он ещё был в полусыром виде, но Райан настоял, что должен это увидеть. Это был проект для музея анатомии в Калифорнии, ему нужно было детально и реалистично создать органы человека в небольшом размере. Это была некая каменная комната, многие скульпторы и художники трудились над своими проектами из других природных материалов, и Педро создавал из цветного мрамора. Поначалу ему казалось, что органы похожи на мультяшные, но потом он всматривался в них и замечал сходство с реальными, и тогда его накрывало чувство брезгливости, что наши тела состоят из всей этой уродливой бессмыслицы. Он трогал их и представлял человека с идеальными пропорциями, у которого также были и реальные органы, но как бы он ни представлял, они не становились живыми в его глазах. Было в них что-то комичное и детское (и дело было не в миниатюрности размера), и когда он держал в своей горячей ладони мраморное сердечко, он вспоминал этого бедного Нидерландского принца де Шалона, который держал собственное сердце, будучи уже подгнившим. Сердце было символом жизни, нашим мотором, который давал возможность работать исправно всему организму. В сердце скрывалась тайна жизни, и он представил статую Джулиана с живым сердцем внутри, и на миг скульптура обретала жизненный блеск, нарушив все законы физики, наплевав на все религиозные запреты, утерев нос всем философам-скептикам. Странные мысли у него формировались в голове, но он начинал видеть свет в конце туннеля, что-то близилось к своему завершению.