— И я пошла к Самайну, — тихо прошептала она, не оборачиваясь, пряча свои глаза, но голос у нее в этот момент был таким, будто бы Ригель надрывалась в истерике. — Он был влюблен в меня еще с Хогвартса, так забавно ухаживал, терпел все мои обидные слова и поступки. Щенячья верность. Даже когда мы выпустились, он намеренно сдружился с моим братом и стал приходить в особняк, подолгу смотря на меня таким глубоким взглядом, будто бы отдал все что угодно за один только теплый взгляд в свою сторону. Его отец, как я уже говорила, является членом мафии, и я хотела с помощью него договориться…и Самайн сказал мне, что поможет, только если я стану принадлежать ему и только ему, — голос оборвался, и он услышал, как тяжелый всхлип сорвался с этих губ. — Он пообещал мне настоящую жизнь, полную роскоши и денег, сказал, что выплатит долг Маркуса и даст ему нормальную работу. Альбус, — прошептала она, посмотрев на него через плечо, как затравленный зверек. — Я ему поверила, понимаешь? Мне так хотелось надеяться, что Маркус не умрет, ведь я его так любила.
Она опустила голову, прикусив губу до крови, а по этим белоснежным щекам медленно потекли одинокие слезинки. Альбус замер на месте, еще сильнее вцепившись в ткань, и чувствовал, как его сердце разрывается от боли. Кажется, это было впервые, когда Поттер увидел настоящую Ригель, которая действительно было полумертвой.
— Мы были так близки с братом, — продолжала, но тихо-тихо, почти не слышно. Она взглядом прожигала простынь, неестественно согнувшись. — Все детство и Хогвартс мы были рядом и поддерживали друг друга. В моей жизни нет более близкого мне человека и никогда не было, а потом судьба захотела отнять и его, — от злости краска практически сошла с ее лица, оставляя только тупую ярость. — Я не хотела с этим мириться и пошла на сделку с Самайном, но было поздно. Когда я вернулась от него, то нашла Маркуса мертвым. Все мои попытки — все то унижение, ложь, продажа себя — это было не нужно, я не успела, — Ригель подняла глаза, посмотрев на него уставшим, побитым взглядом, и Альбус нервно сглотнул, чувствуя, как оледенели его руки. — А все из-за Клариссы…если бы она тогда дала мне денег, я бы успела, я бы смогла, и он бы был жив, — голос опять дрогнул, опустившись на несколько тонов вниз. — И я решила отомстить, уничтожить ее, но прежде заставить чувствовать всю ту боль, что испытывала я. Кларисса должна была захлебнуться ею. Помнишь, я сказала, что Фельмонт пытался изнасиловать меня? Это ложь. Он был таким простачком и идиотом, смотрел всегда так, будто бы я — вся его вселенная, и боялся даже дотронуться, видимо, думая, что я из стекла. Кретин, как мне было противно даже смотреть на него, но я все же ловко смогла окрутить его — он ушел от них, бросив своего сына и жену, не задумываясь.
Замолчав, Ригель провела пальцами по щекам и с удивлением обнаружила их влажными. Быстро вытерев лицо, она вдруг резко встала и улыбнулась своей высокомерной, мстительной улыбкой, сверкая глазами. За одно мгновение пред ним предстал совсем другой человек.
— По началу я не думала его убивать. Напротив, если бы он жил и напоминал о своем существование Клариссе, ей бы было в тысячу раз больнее, но в тот день она зачем-то пришла в бар и посмела подойти ко мне и с улыбкой осведомиться, как мои дела. Эта тупая стерва просто подошла и спросила, зная, что мой брат мертв и что в этом была ее вина. Тогда-то я и решилась. В конце концов он мне постоянно мешал, ища встреч, поэтому, дождавшись, пока она, вконец разругавшись с мужем, покинет помещение, я подсела к нему, предложив выпить. О, как он был счастлив! Улыбка так и сверкала на его устах, знал бы только Фельмонт, что это было последнее его счастливое мгновение в жизни, — Ригель скривилась презрительно, а потом расхохоталась, слегка покачиваясь. Она попросту билась в истерике. — И он умер, просто расшибся об асфальт, как последнее животное, а я внимательно наблюдала за этим, торжествуя. Ненависть переполняла меня, мне казалось, что теперь-то Кларисса просто захлопнется и забьется где-то в уголке, но эта дура решила пойти против меня. Феерическая тупость, не находишь?
Ригель замолчала, что-то лихорадочно вспоминая, из-за чего все ее лицо пребывало в замешательстве. Качнувшись, она уперлась одной рукой о стену, а второй подперла лоб, будто бы ей было тяжело носить все эти мысли, что ее переполняли. А сам Альбус оцепенел, не испытывая ровным счетом ничего, что должен был: удивление, отвращение — все то, чтобы испытал Джеймс или отец. Он просто слушал и понимал наконец, что какая бы улыбка не была у нее, внутри у Ригель сплошная ненависть и боль, которые просто захватили ее, навсегда уничтожив хоть что-то человеческое.