Мщение (СИ)

Дом Сэлинджеров был неопрятным, но на фоне других — верх роскоши. Они жили в беднейшем районе, и Забини, оглядываясь, морщилась, не понимая, как можно довести себя до состояния, когда ты прекращаешь бороться и просто опускаешься на дно. Мотнув головой, она постучала в дверь, ерзая на ступеньках от холода, ведь он пробирал ее до костей. Поправив легкую ткань домашнего платья, Ригель сжала кулаки, пронзая ногтями кожу, и ощущала, как все тело ломится от усталости: неделя беспокойств и постоянных тревожных мыслей не прошла даром.

Дверь скрипнула и на пороге появился пухлый мужчина, который трусливо посматривал на гостью, взмахнув палочкой. Когда свет коснулся ее лица, он слегка отшатнулся, удивленный.

— Кто там? — прогромыхал женский грудной голос, и мужчина, дернувшись, как от пощечины, тихо проговорил:

— Кажется, это к тебе, дорогая.

Послышалась возня, что-то металлическое громыхнуло и до ее слуха дошли легкие, непринужденные шаги. Через минуту на пороге стояла Кларисса, которая, подняв глаза, с ужасом вытаращилась на незваную гостью. Обойдя мужа, она закрыла дверь у него перед носом и с яростью прошептала, подойдя к Ригель:

— Что ты здесь забыла? И как нас нашла?

— Тетя, — спокойно проговорила Ригель, ощущая дрожь во всем теле, ей было нереально холодно. — Помоги мне, деньги…нам срочно нужны деньги, я все верну, могу дать расписку, но одолжи, пожалу-…

Ее голос дрогнул, еще никого Ригель Забини не умоляла. Она посмотрела на это морщинистое лицо, в котором замечала отголоски матери, а потом прикусила губу до крови, мечтая провалиться сквозь землю. Кларисса Сэлинджер выглядела не на шутку злой.

— Да как ты посмела? — проговорила она, схватив ее за руку и с силой дернув. — Заявилась тут, понимаешь ли, деньги ей нужны. Иди работай в бордели, за такое миленькое личико тебе много заплатят, а к этому дому не смей даже на шаг приближаться, ничтожество, — Кларисса со всей дури оттолкнула ее от себя, будто бы Ригель была чем-то мерзким и грязным, и вытерла свои руки о фартук, морщась. — Как и мать твоя была потаскухой, так вот и ты такой будешь. Прокрутили все деньги, а теперь пришли. Родственники, понимаешь ли, — возмущенно скрестив руки, проговорила Кларисса, а все ее лицо будто бы потемнело от ненависти. — Ошибаешься, вся твоя семья — в могиле, а я для тебя никто. Так что проваливай, пока я не позвала людей.

— Тетя, пожалуйста, — перебила Ригель ее, чувствуя, как внутри просто все колотится. Такого отчаянья она не испытывала давно. — Я правда-правда все верну, только дай деньги… Маркус…его могут убить…

— А мне какое дело? — возмущенно прошептала в ответ, подходя к двери. Обернувшись на секунду, миссис Сэлинджер проговорила безразлично. — Такое же ничтожество, как и Мессия. Смотреть тошно.

Громкий хлопок был для нее спусковым сигналом. Ригель зажмурилась сильно, чувствуя, как внутри все разрывается от крика, и, не выдержав, дала ему волю, вцепившись в перила. Ей было так мучительно больно от бессилия и от понимания, что она никто. Эти чувства разрывали Ригель, вызывая в душе невиданную ранее бурю. Дождь, кажется, усиливался, но она уже не ощущала ни холода, ни унижения, только какая-то ненависть возвышалась над всем, придавая ей невиданную энергию.

Но потом она вспомнила о брате, у которого оставалось так мало времени, и, нащупав под ногами палочку, трансгрессировала домой. Шатаясь, Ригель аккуратно посмотрела во внутрь гостиной, в которой все еще горел свет, и увидела, что Маркус внимательно смотрит в окно, сгорбившись.

Время еще было.

А значит, не было повода сдаваться.

***

Она пришла к дому тети еще раз, но, постучавшись, ей не ответил никто, только штора дрогнула за окном. Забини было все ясно — Кларисса не поможет, и с каждым днем, когда Ригель приходила к этому дому, в ней сильнее разгоралась ненависть. За что она так с ней? Почему она не может единственный раз помочь?

Брат был плох. С каждым днем у него ухудшалось здоровье, а страх будто въелся в кожу, настолько болезненно выглядел Маркус. И чем хуже было ему, тем отчаяннее становилась Ригель. Гордость замолчала, на место ее пришла тупая ноющая боль и осознание, что только через постель она сможет найти деньги. Но к кому же податься?

Вычерчивая губы красным и смотря на свое отражение, Ригель видела, насколько она была неотразима. К ее ногам упадет любой, но выбрать нужно было только самого перспективного. Того, у кого были и власть, и деньги.

Самайн был идеальным вариантом. Несчастный брак, а значит мучительный, ненавистный ему секс с женой — этим можно было воспользоваться. Но выше всего возвышалось то, насколько он был влюблен в нее. Как Кроусон смотрел на Ригель: в этом взгляде было все, начиная от тоски, заканчивая нестерпимой жаждой. Он непременно согласится на эту аферу, но не потребует ли чего большего, воспользовавшись ее отчаянием? Не станет ли играть?