Читаем Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов полностью

«В организационном отношении искать виноватого трудно: получается логическая цепь, восходящая к Центру, — признавал автор отчета. — На месте очевидно, что ОНО не пользуется достаточным авторитетом в местном исполкоме, не умеет защитить интересы культуры от буланжизма[601], и его нужды и требования третируются. Заведующий Губпрофобром т. Лифанов — филолог — арестован (причины выяснить не удалось). Связи с партией и производственными профсоюзами нет, а руководители Охобра, в свою очередь, не имеют никакого авторитета в ОНО и Губпрофобре. Отсюда вытекают непрерывные жалобы на судьбу, какое-то безнадежное чеховское нытье и надежда на Центр (на барина, который рассудит). Но, в свою очередь, я был поражен, как Центр разрешил организацию Госмас, отпустив средства в таких условиях. Объясняю, исключительно односторонней и неверной информацией организаторов. Тем более что я, собственно, не нашел достаточных данных для организации во Владимире Госмас: 1) Отсутствие помещения без надежды его иметь. 2) Отличное сообщение с Москвой (7 часов езды). 3) Полное отсутствие приличных художественных сил (за исключением товарища Смирнова). Работы других, особенно скульптора Кавуна[602], кошмарны по безграмотству и [отсутствию] хоть каких-нибудь признаков художественной культуры. Работы т. Модестова — самая упадочная форма строгановского мещанского выкручивания прикладничества[603]. У самого Смирнова при известной свежести не чувствуется серьезной законченной школы, и можно предвидеть в дальнейшем моральное банкротство. Об остальных сотрудниках говорить затрудняюсь — их не чувствуется, формально проштудировать было нельзя, т. к. Госмас не работают. В деревообделочной… есть мастер-штиглицовец[604] с сильным уклоном к противоестественной резьбе — портреты Ленина, Толстого вперемежку с натуральными цветами техникой „шкуркой“, — и чтобы перебороть всю эту чертовщину (совершенно ненужную, но высокую технику), нужен исключительно сильный художник-мастер. Ибо извращенное понимание мастером материала рядом с дилетантством станковистов даст самые неприличные формы прикладничества.

Наконец, отсутствие в самом Владимире фабрик и заводов, так же, как в городе и ближайших окрестностях кустарей с определенной культурой, подсказывают и контингент подмастерьев — мещанина, девиц, идущих от скуки пофлиртовать в Госмас, и гимназистов и реалистов, принужденных посещать школу через день. Рассчитывать на красноармейскую массу в виду ее непостоянства тоже не приходится.

Вывод. Госмас свернуть опять в студию, оставив во главе Смирнова, предложив ему при наличии материальных условий, помещения, согласия хороших сотрудников осторожно и постепенно увеличивать работу, имея в виду опасность насаждения дилетантства. Деревообделочную можно сохранить только при условии переноса центра тяжести на конструкцию, отказавшись от резьбы и кустарного пошиба, и возможности приглашения художника деревообделочника»[605].

Письмо было представлено в Наркомпрос в начале октября 1921 года. С него начался отсчет последних дней Свободных мастерских во Владимире. Николай Смирнов с коллегами еще раздумывали, какие изменения в их планы на новый учебный год внесет очередной переезд, корректировали в связи с этим программы отделений и мастерских, а в Наркомпросе все уже было решено. ВГСХМ лишили государственного статуса и оставили на волю губернских властей. 27 января 1922 года коллегия владимирского Губотнароба постановила: «Владимирские художественные мастерские закрыть»[606].

Пафос рождения Свомас подразумевал их устремленность в будущее, но не гарантировал им долговечности. Давид Штеренберг и его сотрудники, продвигавшие дело художественной революции, считали, что сама эпоха будет ковать и перековывать формы подготовки художников. Так и случилось. Только будущим совсем скоро овладели силы, которые под лозунгами революции обуздывали ее. Поэтому Свомас оказались не подножием, не ступенькой к дальнейшему раскрепощению искусства, а лишь порывистым жестом, звуком оборвавшейся струны, глоссолалией времени великих разрушений и великих надежд…

В то время как повсюду закрывались Свободные мастерские[607], история мстёрской «Сельской академии» еще даже не достигла своего экватора.

Глава 6

Испытание огнем

Беспризорники. 1920-е


Зачатьевский монастырь, Москва. После 1917


Перейти на страницу:

Похожие книги