Чаплиев не ограничивался собраниями: разговаривал с коммунарами, разбирался в нюансах финансирования школы и мастерских, участвовал в текущей жизни, которую пытались как можно быстрее вернуть в прежнее русло. В итоге к концу командировки был написан доклад, где инспектор резюмировал следующее: «В школе имеются все материальные возможности, а также и среда для того, чтобы поставить ее опытно-показательной с художественным уклоном, почему всецело поддерживаю стремление в этом направлении. Было бы большой ошибкой закрыть школу, не попытавшись провести реорганизацию. Местные власти не в состоянии ее содержать, потому необходимо оставить ее в ведении НКП, параллельно установить участие в руководстве и содержании школы со стороны Губоно, этим связав школу с Владимирской губернией. Подбор детей в общем соответствует цели школы. Должен сказать, учащиеся настроены вполне коммунистически»[623]
.Сразу после пожара и отрешения от дел Модорова с Калачёвым следственная комиссия назначила временно исполняющим обязанности руководителя Л. П. Зверева, «до инспекторского расследования»[624]
. Чаплиев, завершая 1 декабря свою работу, сформировал временную администрацию коммуны. Зверев остался заведующим, его заместителем стал Н. П. Рождественский[625]; Евгений Калачёв возглавил педагогическое совещание, а М. И. Змиева — учебную часть[626].Федор Модоров за работой над портретом Д. И. Савостина. Владимир. 1923. Владимиро-Суздальский музей-заповедник
Тем временем прояснилась и судьба Модорова. Нашлись настоящие виновники разразившейся беды — двое зачмоновцев, которые жгли сено в смежном с мастерскими помещении и заигрались с огнем. Несмотря на то, что настоящая причина несчастья была установлена, заведующего продолжали держать в заключении. В его защиту выступила группа художников, которую поддержал Наркомпрос. За Модорова ходатайствовали И. В. Аверинцев, заведующий Абрамцевской художественно-ремесленной мастерской К. В. Орлов и сотрудники Вхутемаса: ректор Е. В. Равдель, декан керамического факультета А. В. Филиппов, профессора Ф. И. Козлов, Н. А. Шевердяев, И. В. Егоров, Б. Э. Томсон, работавшие в Мстёре. Только тогда Модорова наконец освободили[627]
. Но к этому моменту коммуна уже двигалась по рельсам, проложенным В. П. Чаплиевым. Согласно его заключению, прежнего заведующего, как «не имеющего достаточной педагогической подготовки», не стоило возвращать к управлению учебным заведением[628]. Таким образом, путь домой Модорову был отрезан. Некоторое время он пытался работать во Владимире: написал портрет председателя Губисполкома Савостина, подключился к созданию школы рабочей молодежи и Дома искусств. Однако жизнь на новом месте не склеивалась, да и уровню его амбиций, выросших за последние годы, не соответствовала. Модоров уехал в Москву. За ним последовали брат Иосиф и Евгений Калачёв[629]. У обоих были своего рода промежуточные станции по пути в столицу. Модоров-младший надолго обосновался во Владимире[630], а Калачёв устроился в опытную школу Ясной Поляны, где летом 1923 года плодотворно трудился как художник, написав целую серию яснополянских пейзажей, портретов, интерьеров толстовской усадьбы[631]. Если учесть, что еще в октябре 1920-го умер Д. И. Торговцев[632], что уволился И. В. Брягин, а В. Д. Бороздин с 1921 года перешел в артель Рабиса[633], станет понятно: в истории мастерских завершилась целая эпоха.Евгений Калачёв. Начало 1920-х. Архив Всероссийского государственного института кинематографии
Евгений Калачёв. Туалетный стол в комнате Софьи Андреевны Толстой. 1923. Холст, масло. Государственный музей Л. Н. Толстого, Москва
Преодолев первоначальное замешательство, оставшиеся на пепелище начали отстраивать все заново. Трудно было сразу подыскать замену Модорову с его энергичностью, харизмой и умением находить общий язык с самыми разными людьми.
Наркомпрос оценивал Леонида Зверева как временную фигуру. Чаплиев предлагал рассмотреть кандидатуру другого мстёрского педагога — М. П. Феофанова, работавшего в школе-коммуне учителем географии и незадолго до пожара перешедшего в Мстёрскую школу II ступени. Но в итоге 13 января 1923 года новым заведующим Мстёрской опытно-показательной станции наркомат назначил члена Государственного ученого совета (ГУС) Владимира Кирилловича Иванова[634]
. Это был уже немолодой и хорошо образованный человек. О нем следует сказать подробнее, так как очерк его прошлого позволит лучше понять, что нового Иванов мог привнести в жизнь мстёрских коммунаров.