Мстители двенадцатого года

– Господин полковник, – доложил, входя в отцовскую палатку, Алексей, – поймали шпионов. Ввести?

– А зачем? – удивился князь. – Повесить их. Только где-нибудь подальше. Чтобы не смердили.

– От них большая польза может быть.

– От шпиона, Алеша, только одна польза – патроны на него не тратить, веревкой обходиться.

– Постой, батюшка. – Алексей присел рядом. – Сдается мне, что этот немец вовсе не случаем здесь.

Отец с недоверием поиграл бровями, привычно поправил непослушный ус.

– Что за притча, Алексей?

– А вот мы проверим. – И он зашептал в волосатое отцовское ухо.

Отец отстранился, покачал головой.

– Дело говоришь? – спросил, а не одобрил. – Давай-ка его сюда.

– Волох! – крикнул Алексей. – Веди немца. Да развяжи его, не убежит.

Волох ввел немца, подтолкнул в спину. Стал значительно сматывать веревку в кольцо через кисть к локтю.

– Обыщи его.

Немец сбросил на землю шапку, готовно еще шире распахнулся, стал выворачивать карманы. Кисет, кошель на медных кольцах, трубка, огниво, носовой платок в цветочках.

– Сапоги сымай, – мрачно приказал Волох. Перевернув, потряс каждый сапог. Но кроме сенной трухи ничего не вытряс.

– Кто вы такой? – строго спросил князь.

– Моя фамилия Шульц. Купец, у меня была в Москве лавка. Она сгорела и разграблена. Я честный человек, господин офицер. Я на стороне русской армии и российского императора.

– Вы немец?

– Так точно. Мои предки приехали в Россию еще при государе Петре.

– Волох, покличь корнета Александрова.

Шульц с облегчением поднял с земли шапку, зажал в кулаке.

– Зачем выдавали своего сына за глухонемого?

Шульц растерялся, покраснел.

– Моя вина, господин офицер. Но вы можете понять мои чувства, как любящего отца. Я опасался, что его могут забрать на войну.

Князь горько, с презрением усмехнулся.

– Я тоже любящий отец. Но если бы мой сын в годину испытаний шмыгнул бы за мою спину, своей рукой бы удавил. Как, Алеша, правильно говорю?

Шульц вскинул голову, взглянул на Алексея, отвернулся.

– Позволите? – В палатку шагнул корнет Александров.

– Корнет, известны ваши познания в языках. Послужите нам толмачом.

– Рад стараться, ваше высокоблагородие.

– Подойдите ко мне. Поближе.

Полковник дружески взял корнета за талию и что-то нашептал в ухо. Александров зарделся и кивнул, нетерпеливо освобождая талию от ухватистой руки князя.

– Корнет, спросите у этого достопочтенного маркитанта по-немецки: зачем он выдает какого-то глупого мужика за своего сына?

Шульц изменился в лице, толстые щеки его побледнели. Корнет сказал ему короткую фразу.

– Господин офицер, – голос его дрожал, щеки тряслись, – это есть мой настоящий сын…

– Отвечайте на вопрос, сделанный вам корнетом. Он неточно перевел мою фразу. Он спросил вас: где в Москве, на какой улице находилась ваша лавка? Не забыли? Но у вас дурная память, вы не помните даже родной язык. Но, надеюсь, вы помните, как поступают со шпионами в военное время?

Шульц рухнул на колени, выронил шапку, но тут же подхватил и прижал ее к груди.

– Я не шпион. Это временное недоразумение. Оно поправится, не надо спешить. Сгубить невиновного – это грех!

– Волох! Ну-ка, доставь сюда этого молодца немого. Пусть поговорит напоследок.

Волох втолкнул богатыря – с разбитым лицом, скособочившегося головой на замлевшей шее.

– Ну, милостивый государь, – ехидно произнес по-французски полковник, – что скажете?

Парень развел руки, сделал улыбку непослушными губами: мол, рад бы сказать, да не могу.

– Ну вот, – Алексей с улыбкой повернулся к Шульцу, – а вы говорили, что он понятливый.

Князь махнул рукой, будто отогнал надоедную муху:

– Волох! На осину их. Обоих.

Шульц бросил наземь шапку, сел на нее и зарыдал в голос. Волох, что-то смекнув, поднял его за шиворот, схватил шапку и, вспоров тесаком подкладку, вытащил на свет много раз сложенный листок. Шульц затих, белые щеки его налились краснотой.

– Ну-ка, – князь стал брезгливо разворачивать бумагу. – А провоняла-то… Ишь! – он весело покрутил ус и прочитал всем: – «Нижеозначенные господа… исполняют миссию французского командования… подлежат к оказанию им всяческого содействия, помощи и защиты».

Шульц безропотно сознался. Сам он не московский купец, а французский маркитант; сын его дезертировал и был пойман. Дабы избежать расстрела согласился вместе с отцом «исполнять» шпионскую миссию в местах, где действовали партизаны. Собирать сведения и доставлять во французские части. Что да как, а шпионы у Бонапарта работали исправно.

– Я не кат, – сказал Волох, – но своей рукой их повешу. На одном дереве. Чтоб не скучали. Ефим добрую веревку припас…

– Успеешь, – прервал его Алексей. И повернулся к Шульцу. – Вот что, нижеозначенный, отправишься к Горюнову… Знаешь это село? Вот и ладно. Завтра там будет проходить резервный полк твоего императора. Донесешь, что за Семеновской рощей стоит биваком на отдыхе большой отряд партизан. Тебе за это донесение сыновьи грехи простят и Почетного легиона дадут. Скажешь, главные силы у них – казаки. И что самое лучшее – ударить по биваку всеми орудиями. А потом уж остатки добрать кавалерией. Все понял? Сын твой останется у нас. Если что не так соврешь, повесим.

– Лучше я его на кол посажу, – пообещал Волох.

– А что? – одобрил князь. – Я бы посмотрел. Не приходилось видать. Что скажешь?

Шульц поклялся исполнить все в точности.