Мученик

– Вы не почувствовали ничего необычного? Ничего странного? – спросил Маркофф.

– Нет, – покачал головой Олтмэн.

– А вы, Хендрикс?

– Не знаю, сэр.

– Не знаете?

– Когда мы достигли глубины две тысячи метров, я почувствовал себя немного странно. Это было что-то вроде дурного предчувствия.

– Стивенс, – позвал Маркофф, и к нему тут же подошел ученый.

Вид он имел внушительнее некуда, однако лицо было доброе-доброе.

– Проведите полное психологическое обследование Хендрикса. Если у вас возникнут хоть малейшие подозрения, разрешаю отстранить его от дальнейших погружений. Если все будет в порядке, завтра с самого утра они оба отправятся под воду.

Олтмэну снова снились сны. Он проснулся посреди ночи мокрый от пота и обнаружил, что не в силах пошевелиться. Он весь дрожал, перед глазами мелькали разноцветные пятна, и необъяснимый страх никак не хотел его покидать. Прошло немало времени, пока он наконец не сообразил, что находится не у себя дома в Чиксулубе. И сразу же стало легче – воображаемая обстановка комнаты приобрела размытые очертания и начала постепенно исчезать.

Сердце гулко бухало в груди, в висках стучала кровь. Он ничего не мог разглядеть в окружающей темноте. Ощущение было такое, будто он находится в нигде, висит подвешенный в пустоте. Он снова попытался пошевельнуться, но опять безуспешно.

«Может, я еще не проснулся?» – подумал Олтмэн.

Далеко не сразу он наконец осознал, где находится. Это была плавучая база, а доносившиеся откуда-то сбоку звуки – не что иное, как дыхание спящей Ады.

Внезапно он почувствовал, что снова может шевелиться. Олтмэн встал, выпил стакан воды и вернулся в постель. Ада застонала во сне. Он как раз героически сопротивлялся попыткам уснуть, когда услышал стук в дверь.

На пороге стоял Стивенс.

– Вы ведь Олтмэн? – спросил он шепотом.

– Так точно.

– Мы можем где-нибудь поговорить?

Олтмэн быстро натянул брюки и рубашку, на цыпочках вышел из каюты и последовал за Стивенсом по коридору. Тот открыл дверь в одну из пустующих лабораторий и пригласил Олтмэна.

– В чем дело?

– Скажите, вы не замечали в Хендриксе ничего необычного? – вопросом на вопрос ответил Стивенс.

– Что-нибудь случилось?

– Результаты компьютерной томографии в норме, с тестами тоже все в порядке. Но что-то мне не дает покоя. Только я никак не могу понять, что именно. Он кажется нормальным, психически устойчивым, но как будто иным.

– Мне тоже так показалось, – признался Олтмэн.

– Может быть, все дело в повышенном давлении или виноваты нервы, но впечатление такое, будто он что-то скрывает.

Олтмэн кивнул.

– Поскольку вы будете с ним в батискафе один на один и, если вдруг что-нибудь произойдет, можете пострадать, я счел своим долгом предупредить вас.

– Даже не знаю, что и сказать, – протянул Олтмэн. – Мне он кажется вполне нормальным. У меня с ним во время погружений ни разу не было проблем, я никогда не чувствовал ничего такого. Я доверяю Хендриксу. Нет, – добавил он через мгновение, – я за него нисколько не волнуюсь. Знаете, если бы моим напарником в этой консервной банке оказался практически любой из находящихся на борту людей, я беспокоился бы гораздо сильнее.

Стивенс кивнул:

– Поймите, мы пытаемся предусмотреть любую мелочь. После того, что́ случилось с предыдущим батискафом, согласитесь, это разумные меры предосторожности. Мы не хотим, чтобы опять что-нибудь произошло. Ну хорошо, – закончил он, – я доложу, что все в порядке и мы можем продолжать.

36

– Нет никаких причин нервничать, – заявил Хендрикс. – Сегодня такой же день, как и все остальные.

У Олтмэна было чувство, что Хендрикс говорит больше, чтобы убедить самого себя, но вслух он согласился:

– Никто и не волнуется. Все проще простого!

Они опустились до отметки тысяча метров. И так небогатая морская жизнь по мере погружения батискафа медленно сходила на нет. С приближением к отметке две тысячи океан становился еще более пустынным, однако кое-какие признаки жизни встречались и здесь: то в одном месте, то в другом мелькали фотофоры рыб-гадюк. Периодически огни батискафа выхватывали из темноты костистую рыбу-саблезуба, которая производила впечатление недоделанной. Изредка также встречались напоминавшие по форме батискаф кальмары – одна лишенная туловища голова, словно сделанная из стекла.

На глубине две тысячи семьсот метров в царящей внизу темноте стали различимы крохотные, не больше булавочного острия, огоньки. Постепенно они делались все больше. Олтмэн еще всматривался в них, когда услышал позади стон.

Он обернулся. Хендрикс сидел бледный как смерть, лицо одеревенело. Из глаз медленно текли слезы, но он их, похоже, не замечал.

«Господи, – подумал Олтмэн, – что-то случилось. Может, зря я сказал Стивенсу, чтобы он разрешил Хендриксу дальнейшие погружения?»

Впрочем, даже и теперь Олтмэн не боялся за себя. Он лишь беспокоился за Хендрикса и был убежден, что ничего плохого напарник ему не сделает.

– Что случилось? – спросил Олтмэн.

– Я не хочу умирать, – всхлипывая, произнес Хендрикс.

– Вы и не умрете. Не надо волноваться.