Мученик

Олтмэн отпустил лестницу, одновременно оттолкнулся от нее и приземлился на спину Торквато, испытав при этом дикую боль. Он попробовал извернуться поудобнее, но в тесноте прохода сделать это было непросто, к тому же Торквато сам пытался подняться, и в результате на короткий миг лицо и грудь Олтмэна оказались прижаты к лестнице. С громким криком он, собрав все силы, сумел оттолкнуться и придавить-таки Торквато к полу. Упершись плечом в лестницу, он снова попробовал перевернуться, и на сей раз ему это удалось. Торквато лежал на боку и судорожно пытался схватить металлический брус, который он выронил в суматохе и который теперь оказался прямо под ним.

Олтмэн ухватил безумца за волосы и силой впечатал лицом в пол. Торквато зарычал от боли и, сражаясь, как дикий зверь, попытался выскользнуть из-под навалившегося на него Олтмэна. Но тот обхватил его ногами, стараясь удержать на месте, и снова принялся бить головой об пол. Торквато удалось наконец добраться до бруса, он хотел его поднять, но рука была придавлена весом двух тел. Он изловчился повернуть голову, пытаясь посмотреть на Олтмэна, и тот увидел сломанную скулу и поврежденный глаз, из которого обильно хлестала кровь. Он снова ударил Торквато головой об пол, потом еще раз, пока брус не выпал из ослабевших пальцев, а тело не обмякло.

Некоторое время Олтмэн просто лежал ничком на Торквато, держа его за волосы, и пытался восстановить дыхание. Затем, опираясь о стены, он перевернул напарника лицом вверх. Взору предстала малоаппетитная картина: нос и скула были сломаны, превратясь в кровавую кашу. Олтмэн нагнулся и поднес ухо ко рту Торквато. Тот, хотя и едва слышно, дышал.

«И что дальше? – задался вопросом Олтмэн. – Что мне с ним делать?»

Можно было, конечно, связать Торквато, как он проделал это с Хендриксом, но существовала вероятность, что тому удастся освободиться. Главной проблемой, однако, представлялся недостаток кислорода. Поскольку установка рециркуляции была выведена из строя, оставшегося воздуха могло не хватить на время подъема даже одному человеку, не говоря уже о двоих.

«Могу ли я пойти на убийство? Так ли уж сильно мне хочется жить?»

Олтмэн еще раз прокрутил в мозгу все возможные варианты, но ничего иного придумать не смог. Вопрос стоял жестко: или он, или Торквато. Тот, убеждал себя Олтмэн, все равно бы погиб, если бы добился своего и ухитрился открыть люк, поэтому выходило так: либо умрут они оба, либо кто-то один.

Он перевел взгляд на окровавленное лицо напарника. Это сделал он. Да, возможно, у него не было выбора, но в любом случае ответственность лежит на нем. И тут Олтмэн понял, что находится в шаге от того, чтобы взять ответственность и за большее.

Он нагнулся и схватил Торквато за горло. Оно было липким от крови. Олтмэн подождал немного, а потом очень медленно начал сжимать руки.

Он рассчитывал, что все пройдет легко, что находящийся без сознания Торквато так и не придет в себя, просто тихонько скончается. Но уже через несколько секунд глаза напарника вдруг широко распахнулись. Олтмэн усилил хватку. Торквато неистово замолотил руками, нанося Олтмэну удары по плечам и спине. Он резко выгнулся, так что Олтмэн впечатался в стену прохода, но горло противника не отпустил, а только еще сильнее стиснул.

За несколько мгновений до конца Торквато вдруг совершенно ясно посмотрел на Олтмэна неповрежденным глазом – и столько было в его взоре мольбы, так отличался он от взгляда безумца, что Олтмэну пришлось отвернуться, чтобы не видеть этого. Постепенно сопротивление ослабевало, и наконец Торквато вовсе перестал шевелиться. Когда Олтмэн повернул голову и посмотрел на дело своих рук, глаза Торквато уже закатились. Он был мертв.

С трудом Олтмэн выбрался из прохода и спустился по стене на панель управления. Там он перекинул рычаги в противоположное положение, и батискаф начал медленно сдавать назад, прочь от артефакта. Постепенно аппарат выровнялся, и тело Торквато, вывалившись из прохода, шлепнулось на пол.

Олтмэн спрыгнул с панели и занял место в кресле, чтобы управлять подъемом. Участок панели, где находилась кнопка высвобождения балласта, усилиями обезумевшего Торквато был весь смят и поцарапан. Батискаф начал подниматься. Балласт высыпа́лся, но далеко не с такой скоростью, как рассчитывал Олтмэн. Существовала большая вероятность, что, достигнув определенного уровня, батискаф вообще перестанет двигаться вверх и повиснет. Олтмэну в этом случае грозила медленная смерть.

Он записал сообщение о помощи и запрограммировал передатчик непрерывно посылать его в эфир. В сообщении он просил отправить за батискафом спасательную команду и как можно скорее вытащить его на поверхность. Вот только уверенности, что послание достаточно быстро достигнет плавучей базы, у Олтмэна не было. Потом он записал второе сообщение, предназначенное персонально для Ады на случай, если ему не удастся выбраться. В нем он говорил, что любит ее и сожалеет, что все так вышло.