Мученик

– Сейчас вы находитесь здесь по единственной причине: можете оказаться для нас полезным. На днях произошла стычка между верующими и их оппонентами. Были жертвы. Люди разделились на два лагеря. Если дела пойдут так и дальше, будут новые жертвы. Я бы хотел этого избежать. И думаю, вы способны помочь.

– Как?

– Эти адепты вам доверяют. Они могут вас послушаться.

– Импульс возобновился, – сказал Олтмэн. – Так что вряд ли конфликт между верующими и неверующими – самая большая ваша проблема.

– Не самая, – согласился Стивенс, – но и то и другое взаимосвязано. Так вот, вы находитесь здесь, а не с Крэксом и его ножами, потому что, по мнению Маркоффа, вы в состоянии исправить ситуацию.

– А если откажусь?

Стивенс пожал плечами:

– Тогда вас вернут Крэксу. Ну а станете своевольничать или попытаетесь поднять мятеж, я лично вас пристрелю. Но если вы сумеете урегулировать ситуацию, то тем самым убережете многих от гибели. И конечно, излишне предупреждать, что за вами будут круглосуточно наблюдать.

– Я хочу сначала поговорить с Адой.

Стивенс заколебался, но потом решительно покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Просто поверьте, что она в безопасности. Если все будет хорошо, я разрешу вам с ней побеседовать.

Адепты, среди которых он увидел Филда и многих других знакомых ученых, были счастливы возвращению Олтмэна. Филд и поведал ему о недавней перестрелке с военными, о том, что несколько человек погибло. Сказал и о том, что его самого ранили, но повязку на ноге трогать не стал.

– Должно быть, больно? – спросил Олтмэн.

Филд расплылся в счастливой улыбке:

– Без морфина я бы не смог ходить. Но это все ерунда, не такая уж я важная птица.

– Ну зачем же ты так о себе? – укоризненно произнес Олтмэн и погладил Филда по плечу, словно успокаивал безумца.

Филд покачал головой:

– Действительно – важно то, что начались перемены. Многие из нас уже погибли, многие сошли с ума. Но те, кто остался, – их ожидает другое будущее. – Он крепко ухватил Олтмэна за рубашку и притянул к себе. На лице Филда застыла жутковатая улыбка морфиниста, напоминавшая клоунскую гримасу. – Те из нас, кто остался, – произнес он драматическим шепотом, – верят.

– Ну, как скажешь, – пробурчал Олтмэн, пытаясь освободиться.

– Это Обелиск. Он говорит с нами. – Филд окинул Олтмэна проницательным взглядом. – И с тобой он тоже говорил. После этого нельзя не обрести веру. Он отделяет агнцев от козлищ. Или уверуешь, или умрешь.

– Это безумие.

– Да? Ты посмотри, сколько людей погибло. А сколько сошло с ума? Разве это нормально? Ты можешь назвать другую причину?

– Есть и иные объяснения, – заметил Олтмэн. – Должны быть.

– Например? – поинтересовался Филд, и когда Олтмэн не смог ничего ответить, добавил: – Присоединяйся к Обелиску. Восприми послание о Слиянии. Будь вместе с нами.

Наконец Филд выпустил рубашку. Олтмэн отступил на шаг, стараясь не показать, насколько все услышанное вывело его из равновесия. Хорошенькая, черт возьми, перспектива: умереть, сойти с ума или стать религиозным фанатиком.

– Все больше и больше людей верят в нашу юнитологию, – с той же безумной ухмылкой заявил Филд.

Он неловко засунул руку за ворот и вытянул кожаный шнурок. На его конце болтался грубо сделанный символ: две металлические полоски переплетались и образовывали подобие Обелиска.

– Когда нам плохо, – продолжал Филд, – мы обращаемся к нему.

Он сжал талисман в кулаке, закрыл глаза и стал шепотом повторять одну и ту же фразу – будто ритуальное заклинание или молитву, – но так тихо, что Олтмэн не различил ни слова. Впрочем, ему и не хотелось ничего понимать. Он отвел взгляд от Филда и обнаружил, что большинство окружавших его ученых заняты тем же самым: они сжимали что-то в кулаке и с закрытыми глазами шептали свою непонятную молитву. Медленно, не поднимая шума, Олтмэн бочком выбрался из группы адептов и поспешил прочь из этого дурдома.

Отношения Олтмэна с остальными учеными претерпели радикальную перемену. Если раньше существовало четкое разграничение между специалистами из ближайшего окружения Маркоффа и «простыми смертными», то сейчас все, казалось, стремились работать вместе. Большинство ученых теперь считало, что необходимо спешить, – уверенность эта происходила главным образом из галлюцинаций, или, как их называли сами верующие, видений. Им казалось, что времени осталось мало.

Первые пару дней Олтмэн просто внимательно слушал. Один за другим исследователи подходили к нему и рассказывали, что удалось обнаружить за прошедшее время. У большинства на лицах застыло исступленное выражение – у кого религиозного фанатизма, у кого научного. И то и другое пугало Олтмэна.

Он слушал коллег, просматривал данные измерений – и постепенно убеждался в своей правоте: с самого начала он предположил, что цели Обелиска не имеют ничего общего с заботой о благополучии человечества. Но вот в чем тогда состоит его цель, этого Олтмэн пока сказать не мог.