Мученик

Лежа ночью на кровати и гадая, где сейчас Ада, все ли с ней в порядке и не развеялся ли безумный религиозный морок, он обдумывал все, что узнал за день, и его волнение возрастало. Эти разговоры о Слиянии и вечной жизни, начавшиеся с галлюцинаций, не являлись такой уж ложью или вымыслом. Похоже было, что нечто, связанное с Обелиском, пытается передать его сообщение с помощью привычных человеку понятий. Для этого оно использует запечатлевшиеся в памяти людей воспоминания об умерших близких и создает их копии, неотличимые от живых оригиналов. Но что же это? Сам Обелиск? Неведомые существа, его создавшие? Некое проекционное устройство? Или нечто совершенно иное? Но что бы это ни было, в процессе передачи терялась какая-то существенная деталь, и в итоге никто не мог уверенно сказать, чего же хочет Обелиск. Нервничая все сильнее, Олтмэн вызвал по видеосвязи Стивенса.

Несмотря на поздний час, по виду врача нельзя было сказать, что его разбудил звонок. Голос, как и всегда, ласкал слух собеседника.

– Олтмэн, – произнес он без тени удивления, – чем могу вам услужить?

– Вы не спите?

– Я последние дни мало сплю – слишком занят беседами с мертвецами.

– Мне нужно кое о чем поговорить. Дело касается Обелиска и тех посланий, которые он, похоже, пытается нам передать посредством галлюцинаций. Я не знаю, с кем еще могу посоветоваться.

– Продолжайте. Я и сам об этом размышлял.

– Все думаю, какова его цель. И считаю, нельзя ему доверять.

– Так-так.

– Я полагаю, – развивал свою мысль Олтмэн, – мы в положительном ракурсе воспринимаем послания Обелиска, потому что просто склонны верить в существование иной жизни, помимо нашей, и еще потому, что он обращается к нам устами близких людей.

– Очень похоже, – согласился Стивенс. – Вероятно, в этом и состоит его цель – убедить в его благих намерениях.

– Но если внимательнее прислушаться к тому, что сообщается во время галлюцинаций, и воспринимать это как послания инопланетного разума, передаваемые посредством знакомых человеку образов, и постараться отрешиться от того факта, что с нами говорят люди, которых мы знали и любили, тогда идея о Слиянии, о всеобщем единении приобретает совсем иной смысл.

– Ага, – кивнул Стивенс.

– Что, если Слияние подразумевает вовсе не вечную жизнь и не приобщение к божественному, а полное и безусловное подчинение? Что, если это «всеобщее единение» имеет более зловещий смысл: уничтожение индивидуальности и формирование стада?

– Что-то вроде колоний у некоторых насекомых, – подхватил Стивенс. – Каждая особь полностью подчиняется воле колонии; коллективный разум, контролирующий всех ее членов.

– Точно. А может быть, все еще хуже. Вдруг надо понимать Обелиск буквально? Вдруг он намеревается каким-то образом превратить все человечество в единый организм?

– Это уже совсем невероятно, – заметил Стивенс.

– Мы здесь столкнулись с неизведанным, и трудно говорить, что вероятно, а что нет. В любом случае Обелиск опасен. Быть может, нас ожидает впереди не светлое будущее, а всеобщее уничтожение.

– А отсюда проистекает важный вопрос, – негромко заметил Стивенс.

– Какой же?

– Не важно, чего мы ожидаем от Обелиска – то ли рассматриваем как возможный источник силы и могущества, то ли как объект религиозного поклонения или же предмет научного исследования, – но в действительности это мы используем Обелиск или он использует нас?

В первый раз за все время знакомства Олтмэн увидел, как на обычно невозмутимом лице Стивенса промелькнула чуть заметная тень тревоги. Он прикрыл глаза рукой, а когда через мгновение убрал ее, Стивенс снова сидел как ни в чем не бывало.

– Есть кое-что еще, – продолжал он. – Одним мертвые говорят о единении, другим – о том, что время уже приближается. Что бы это значило? И какое это имеет отношение к Слиянию? Может быть, Обелиск пробуждается и собирается покарать нас за то, что мы не проводим бо́льшую часть времени здесь?

– Не знаю, – покачал головой Олтмэн. – Возможно, все не так и ужасно, хотя я считаю, что как раз наоборот. Мертвецы ведут себя так, будто мы находимся у крайней черты. Причем мы ее уже, очевидно, переступили. Они говорят о Слиянии как о начале, но я не уверен, что это относится к нам. Может, это начало для самого Обелиска или для того – или тех, – кто его контролирует. Возможно, смысл Слияния в том, чтобы стереть человечество с лица земли и дать начало новому циклу, новому этапу непонятного процесса, частью которого мы, похоже, являемся.

– Если вы правы, человечество находится на грани исчезновения. Чем бы ни было это Слияние, оно будет означать конец жизни, которую мы знаем.

– Да, – подтвердил Олтмэн.

– И что нам делать?