Лидочка голодала всю блокадную зиму сорок первого — сорок второго года, и только в марте Карасевым удалось эвакуироваться вместе с оборонным заводом «Светлана». Дорога была трудной и опасной. При переправе по льду Ладожского озера в грузовик с детьми, шедший впереди них, попала бомба, и он ушел под лед. Взрывной волной Лидочку отбросило к борту машины, кровь заливала лицо. Мама зажала рану рукою, и так продержались до берега, где в лазарете пришлось иссекать края раны, удалять сгустки крови и накладывать швы. В медицине военного времени возникла новая, чудовищная область — детская военно-полевая хирургия.
Дальше ехали в теплушках — холодных дощатых вагонах для перевозки скота. Хотя топилась буржуйка, сквозной ветер выдувал слабое тепло сквозь неплотно стыкованные доски вагона. Каждый день кто-то умирал. На каждой станции выносили новые трупы. Однажды Лидочка проснулась от того, что бинт промок, и подумала, что снова потекла кровь из разбитого затылка, но оказалось, что кровь капала сверху, где на полатях лежала раненая женщина.
В конце концов эшелон с эвакуированными пришел в Москву. Истощенную Лидочку и других детей-дистрофиков положили в Лефортовский военный госпиталь.
Прошло более полувека с тех пор, но Лидия Васильевна Карасева помнит свое блокадное прошлое, как будто оно было вчера. Ей пришлось пережить драматизм блокады в том возрасте, который специалисты по изучению памяти называют возрастом впечатывания: эмоционально окрашенные события как бы впечатываются в память ребенка и остаются в ней на всю жизнь. Так и трехлетняя Лидочк, полгода голодавшая в блокадном Ленинграде, стала блокадником на всю свою жизнь.
[18] Карасева Лидия Васильевна окончила Московский медицинский институт. Живет в Москве. Работает в Центральной поликлинике Минздрава № 1.
НА КРАЮ ЖИЗНИ
_______________________________________________
ИРИНКА ДОБРОХОТОВА 19
февраль 1941
Будучи терапевтом, Екатерина Николаевна понимала, что ее восьмилетняя дочка теряет остатки сил, и решила во что бы то ни стало переправить Иринку на Урал, к дальним, мало знакомым родственникам. Сама она не могла покинуть свою медсанчасть Кожевенного завода. Закутав девочку в огромную шаль, Екатерина Николаевна принесла ее на заводской двор, где собралась очередная партия ослабевших от голода людей в ожидании машины на Большую землю.
Екатерину Николаевну, статную красавицу с русыми косами и мягким голосом красивого тембра, все знали как доброго и умного доктора. Знали и любили. Но вот беда! В далекий уральский городок никто не ехал… Решили, что Ирочку довезут до места пересадки, а там устроят на нужный поезд, попросив кондуктора за ней присмотреть. Девочка равнодушно согласилась, полагая, что уж если нельзя оставаться с мамой, то какая разница, с кем и как ей добираться до незнакомых родственников. Все равно будет плохо.
В пути Иринка чувствовала себя под маминой защитой. Соседям по вагону ее представляли как дочку именитого ленинградского доктора. При этом все уважительно улыбались и сочувственно вздыхали, стараясь подбодрить и подкормить изголодавшуюся девочку. Дорогу она почти не запомнила. Она все спала и спала: во сне не так сильно скучается о маме и не так хочется есть… Ехали очень долго, несколько недель. Было много хлопотных пересадок. Каждый раз Иринку передавали из рук в руки, спеша объяснить, кто она и откуда и какая замечательная у нее мама.
Наконец девочка оказалась на перроне заснеженной станции. Проводник подвел ее к дежурному по вокзалу и поспешил в свой вагон. Девочка была так закутана, что и пошевелиться не могла. В варежке притаилась бумажка с адресом родственников, но сказать об этом Ирочка не смогла, только протянула руку, и дежурный догадался сам. Он поручил девочку кому-то из знакомых, тот довез ее на санях до переезда и передал кому-то другому. Незнакомые люди накормили Иринку и оставили ночевать. Перед сном старая женщина помыла гостью, осторожно прикасаясь к костлявому тельцу, плача навзрыд.
Наконец девочка добралась до своих родственников. Все было не так уж плохо, но только мамы не было рядом.
После отъезда дочки Екатерина Николаевна перешла на военное положение и, несмотря на свою беспартийность, приняла медсанчасть Балтийского завода. Главный врач военного завода вполне соответствовала суровым требованиям военного времени своим высоким профессионализмом и высокой душевностью. Начальство ценило ее и как могло отбивалось от упреков райкома партии. Рабочие искренне любили своего доктора.
Вестей об Иринке долго не было, но Екатерина Николаевна верила, что дочка не пропадет. Время было такое, что можно было доверить ребенка совсем чужим людям, зная, что они не подведут, накормят и сберегут девочку, довезут до безопасного места и из рук в руки передадут дальним родственникам, и эти, тоже малознакомые люди сохранят ее до Победы. Так оно и случилось.