Мудрецы. Цари. Поэты

…И мы блуждаем и кричим молим зовем: эй, кишлак!.. Эй, люди!.. Эй, кибитки!.. Отзовитесь!.. Эй!.. Хотя б собаки темные звериные залаяли оскалились ощерились сбежались!..

Нет!.. Никого!.. Нет Ходжа-Ильгара!.. Одни деревья темные одичалые серые мшистые глухие беспробудные безродные беспутные вырастают подступают окружают угрожают удушают… Нет кибиток… Одни сады одичалые…

Айя!..

— Эй, кто там?.. Человек?..

Нет!.. Ствол глухой древесный тяжкий тянется… Айя!..

…И тут мы натыкаемся набредаем наступаем на развалины на рухлые кибитки… на дувалы рыхлые трухлявые лежащие…

И в арыках одичалых замерзших стоят одичалые снежные чинары необъятные…

Айя!.. Да что это?.. Да куда я ехал?.. Да куда бежал?.. Все ушло, упало, замерзло, одичало!.. И нет кишлака! и нет люльки! и нет гнезда! и нет прошлого!.. А есть сады сирые разросшиеся неоглядно одичалые одичалые одичалые… И есть деревья забвения удушающие…

И мы в саду диком неоглядном снежном ледяном немом ночном блуждаем теряемся смиряемся…

…Айя!.. да я ж бежал стремился к людям а пришел к деревьям одичалым!.. Да я же шел к живым а пришел к мертвым…

И тут я падаю… поскальзываюсь кончаюсь что ли?.. засыпаю?.. ухожу увядаю заживо?.. замертво?.. Падаю у какого-то карагача китайского ночного снежного глухого необъятного в ночь в небо неоглядно уходящего…

…И тут Тимур, Тиран, Владыка мира… и тут мальчишка дальний речной… И тут хромой беспалый калека… И тут приходит его срок, его очередь… И тут он поднимает меня со снега и тащит тащит тащит… И ему тяжело… тяжко… Но он шепчет снежными барласскими студеными губами…

— Уран!.. Да!.. Насреддин!.. И ты старый!.. И ты падаешь!.. И тебя ждет Азраил-Ангел с четырьмя горящими шампурами ножами!.. Давай! Вместе! Уйдем!.. Возьмем в себя по два ножа-шампура на каждого!..

И он тащит меня по саду одичалому неоглядному… Спасает… Утешает…

Айя!.. Куда мы?.. Куда я?..

…И я пришел в прошлое — а там только деревья заб-венные одичалые разрушающие…

И прошлое — лишь одни деревья одичалые?..

…Гляди — ты стремился ты пришел… ты вернулся в прошлое, а там только развалины, а там только деревья одичалые… да!..

И где мудрость моя?.. Где брег ее вечнозеленый врачующий?.. Где заводь сокровенная тайная тихая ее?.. Где моя кибитка-мазанка?.. Где? где? где лазоревая ласточка?..

…Стоят в ночи студеной непроходимо тесно душно тошно стоят одни снежные деревья одичалые…

И я вернулся к развалинам… И я ушел из кишлака а вернулся на мазар на кладбище… а вернулся живой на кладбище…

…И Тимур на спине меня тащит тащит тащит мается кончается качается шатается… И не может выйти вырваться выбраться из деревьев одичалых удушающих смыкающихся… И блуждает…

— Насреддин — гляди!.. Что время сделало с родным Ходжа-Ильгаром!.. Айя!..

— Тимур. Это не время сделало. Это ты сделал. Ты — творитель довременных развалин… кладбищ… Назаров… Айя!..

Но он не отвечает…

…А ночь тянется… А снега живыми перламутрами сияют…

А я вернулся в прошлое верхом на Тиране, а прошлого нет, а стоят одни студеные деревья одичалые…

А прошлое — это кладбище?.. А родной кишлак — это кладбище? А родина моя — это кладбище, а я живой — а вокруг кладбище?..

Айя!.. Зачем, о Боже?..

…О Боже!.. Хорони усопших, а зачем живых хоронишь?.. Зачем деревья погребальные заупокойные морозные над головой живой моей возносишь возводишь?..

Зачем, о Боже?.. Боже!..

…И тут!.. Айя!.. Я знал! Я чуял! Я бежал не зря! Ушел не зря домой я!..

И тут чей-то голос в ночи как ручей как родник как арык живой в снегах ледовых вьется льется вешний упоенный вольный!.. Среди деревьев одичалых! среди развалин! среди дувалов палых среди кладбища мазара ледяного голос льется…

Голос!..

…И словно из ночи к нам белое снежное нежное пухлое пуховое лебяжье облако подходит… И словно пахнуло дохнуло на нас летучим тихим свежим пресветлым кротким облаком…

…И не забывай о странниках-дервишах, ибо под видом странников могут прийти ангелы Божьи…

— Путники, выпейте чургота…

— Кто ты?.. Кто ты, пресветлое тихое ночное кочующее облако?..

И она стоит вся в белом млечном снежном перламутровом траурном жемчужном чекмене турткульском и в руках у нее пиала-коса с кислым молоком — чурготом…

…Кто ты Облако?.. Кого ждешь в ночи? Кого ждешь среди развалин? Среди кладбищ? Среди деревьев одичалых?.. Кого ждешь живая?.. Для кого белеешь тлеешь зреешь дышишь среди кладбища-мазара?..

…Я Ханифа-Тюльпан… Вечная невеста… Вечная Дева-Вдова… да… Первый жених Хасан Мамад ушел на войну — конь пустой вернулся… Второй жених Рахмат-бек ушел на войну — птица вернулась, перо черное злое обронила — я подняла… Поняла… Третий жених Зафар-бай ушел на войну — никто не вернулся… Но я стою… Жду… Он любил кислое молоко — чургот… И я стою… Жду.» Он любил чургот… Может, придет?..

Тогда я шепчу Тимуру на ухо, тогда я кусаю его ухо холодное чуткое короткое нагое, как у пастушьих чутких обрезанных волчьих псов…

— Тимур… Джахангир… Сахиб-уль-Кырам! Повелитель планет!.. Тиран!.. Чего стоишь?.. Чего молчишь?.. Тимур, вор, верни ей женихов… Мавераннахр, верни ей женихов!.. Айя! Ай! Хотя бы одного…

И он молчит. И по уху кровь течет…