— Должны ли люди медитировать? Думаю, да, — сказал он после паузы. Вопрос, возможно, был глупым, но он постарался ответить на него подробно. — Миру стоило бы больше смотреть вглубь себя. Но нам недостает старания. Я не говорю, что люди должны быть религиозными. Этого я не утверждаю. Я говорю так: мы должны больше сосредоточиваться на своем внутреннем потенциале.
— О, я согласна! — воскликнула Опра, явно расслабившись. — Именно поэтому я и задала этот глупый вопрос. — Все засмеялись. — Я хотела, чтобы вы сказали это, но я, конечно, согласна.
— Конечно, заставлять никого нельзя. Это должно быть добровольное решение, — продолжал Далай-лама.
Но теперь, когда напряжение исчезло, Опра захотела сменить тему.
— В своем журнале я веду колонку «Что я знаю наверняка», — сообщила она. — Что вы знаете наверняка? В чем вы не сомневаетесь.
Далай-лама ни секунды не колебался.
— Сострадание — лучший источник счастья. И для счастливой жизни, и для счастливого мира. Тут нет сомнения.
— То, что мы даем другим, вернется сторицей? Я согласна с этим.
— Это хорошо... когда так много согласия, — засмеялся Далай-лама. — Несмотря на различие культур, идей, способов жизни. Но все мы похожи, все мы люди.
— Когда вы говорите «люди», вы подразумеваете, что все мы обладаем сознанием?
— Немного сложнее, — ответил Далай-лама. — Если нам не нужны подробности, мы все время повторяем: человек, человек. Но если проанализировать, что такое человек, мы не сможем найти ответа.
— Не сможем?
— В этом суть буддийской концепции пустоты. Пустота не означает, что ничего не существует. Вещи, явления существуют, но способ их существования мы постичь не можем. Поэтому они пустые.
— А-а... — Опра обдумывала эту премудрость.
Далай-лама продолжал:
— И об этой вазе можно сказать «пустота», — он указал на емкость для цветов, стоявшую на кофейном столике, — она существует, но способ ее существования мы не можем постичь. Поэтому она пустая. Пустая сущность.
Мне показалось, что Далай-лама хочет полнее объяснить журналистке понятие пустоты. Но Опру охватили сомнения.
— Это будет слишком сложно для моих читателей, — заявила она. И начала спрашивать Далай-ламу о его детстве в Тибете.
В июльском номере журнала «О» читатели Опры нашли развлекательную и отлично проиллюстрированную статью о Далай-ламе. Но в ней не было ни слова о пустоте. А через несколько месяцев после интервью Опры я, чтобы узнать побольше об этой трудноуловимой концепции, отправился в маленький городок — место буддийского паломничества, в Индию, в Бодхгайю.
Глава 10
Мудрость прощения
Известный корейский ученый в безупречном черном псевдоконфуцианском одеянии с высоким воротничком и длинными просторными рукавами сидел перед Далай-ламой, положив ногу на ногу.
Шел январь 2002 года. Мы сидели в комнатах Далай-ламы на верхнем этаже тибетского монастыря в Бодхгайе на подушках, накрытых тибетской тканью. Я чувствовал легкое раздражение. Предполагалось, что Далай-лама даст мне по крайней мере два интервью, перед тем как в маленьком городке, где Будда достиг просветления, начнет большое посвящение Калачакры для 200 000 паломников. Но этот Ким Иомг-Оак, выпускник Гарварда и ведущий популярного корейского телешоу о конфуцианстве, явился неизвестно откуда и сумел договориться об аудиенции, которая и состоялась днем ранее. Но, очевидно, он настолько впечатлил Далай-ламу, что ученому предоставили вторую аудиенцию. Я беседовал с Далай-ламой два дня назад, и, похоже, этой беседой все и ограничится.
— Может быть, это очень глупый вопрос... — задумчиво произнес кореец, обращаясь к Далай-ламе.
Он снял похожую на головной убор американских моряков шляпу без полей, обнажив бритую голову. Я решил, что ему немного за пятьдесят.
— Всю свою жизнь, — продолжал он, почти не делая пауз между словами, — вы много учились и много тренировали свое тело. Вы изучили все виды практик. Вы — великий мудрец. Можете ли вы рассказать мне о чем-нибудь личном, о каком-нибудь озарении?
Вопрос удивил меня. Он был слишком личный и даже дерзкий, особенно для всего лишь второй встречи. Однако мне было интересно услышать ответ. Откроет ли Далай-лама что-нибудь глубоко личное этому почти незнакомому человеку, будет ли обсуждать с ним то, о чем великие вероучители почти никогда не говорят? Расскажет ли об опыте духовного пробуждения?
Далай-лама отклонился назад, лицо его стало очень серьезным.
— Этому телу — шестьдесят шесть лет. Но на духовном уровне я очень молод, — доверительно сообщил тибетский монах и от души рассмеялся над собственной шуткой, содрогаясь всем телом. — Но конечно, концепция вечного непостоянства и концепция пустоты — очень сильны. И очень полезны, — сказал он, задумавшись. — Особенно концепция пустоты.
Ким вытащил блокнот и стал записывать.