Большинство людей назвали бы это прекрасным весенним утром, но не я. Я ненавижу весну. Хотя и не хочу этого. Я хочу, чтобы мое сердце, как у Вордсворта, танцевало с нарциссами. Но вместо этого я угрюмо иду по стопам друга Винни-Пуха, ослика Иа. Когда деревья щеголяют свежими листьями и фонариками цветов и начинает пригревать солнце, мой мир погружается в тени. Повсюду появляется новая жизнь, а я вижу лишь, насколько она хрупка и уязвима. Для меня весна – всегда предвестник гибели.
Утята в парке – легчайшие комочки воздушного пуха, и их уносит на другую сторону пруда даже легчайший бриз. Я ужасно боюсь, что они потеряют родителей и их схватит какая-нибудь казарка или хищная щука. В полях полно хрупких ягнят – пушистые малыши с глазами-пуговками, неуверенно шагающие за матерями. Школьники приезжают на фермы и воркуют над ними с умилением, но уже через несколько коротких недель их, перепуганных и ошеломленных, загонят в фургоны и увезут на бойни (сюда школьников не привозят). Белые детские шубки окрасятся в красный, бараньи отбивные окажутся на тарелках. Весенний ягненок. Неудивительно, что я не ем мяса. А еще скачки, «Гранд Националь». Целое поле благородных лошадей – горящие глаза, блестящие шкуры и рельефные мускулы. Но стеклянные ноги. Длинные, тонкие, хрупкие стеклянные ноги. Легко ломаются, редко заживают. «Гранд Националь» всегда становится для кого-нибудь последним забегом. На это можно смело делать ставку.
Ненавижу весну.
Я работаю в одном из больших викторианских домов с видом на парк. Под ногами хрустит гравий, когда я подхожу к огромной входной двери, идеально покрашенной в зеленый цвет, с сияющими медными почтовым ящиком, ручкой, молотком и звонком. Они всегда идеально начищены – предмет особой гордости Хелен, которая работает у нас администратором. Она постоянно ворчит, что уборка не входит в ее обязанности, но отказывается доверять медь уборщице Дороти.
Внушительная передняя со вкусом покрашена в приглушенные цвета, а на полу выложен сложный узор мозаики. Витражные панели по обе стороны двери создают на плитах игру света и тени. Большая готическая вешалка для пальто и шляп прячется у стены слева от входа, а две пышные зеленые аспидистры (их любовно называют «незамужними тетками») в керамических горшках, водруженные на подставки из красного дерева, стоят по обе стороны от центральной лестницы. Слева от лестницы – приемная с огромными кожаными креслами и квадратным стеклянным журнальным столиком, где представлены журналы «Дом и сад», «Леди» и «ДжиКью» (под которыми Хелен прячет желтую прессу – журналы «Хеллоу!» и «Окей!») и большой прямоугольный аквариум со стайкой медлительных разноцветных тропических рыбок. В дальнем конце комнаты, напротив окна, – полированный деревянный стол, за которым сидит Хелен. Она говорит по телефону.
– Сочувствую, что у вас такие ужасные боли… Вы можете сегодня? Мы могли бы найти для вас время в 2:30, если это так срочно, – перемена тона почти незаметна, но раздражение явно отображается на лице. – Значит, в это время вы у парикмахера? – Хелен прикрывает трубку рукой и шипит мне: – Значит, не такие уж «неописуемые мучения» и «приступы боли»?
«Парк Клиник» предоставляет три вида лечения: психотерапию, физиотерапию и акупунктуру. Хелен говорит, что нас нужно называть «Проблемы, прогрев и проколы». Я – психотерапевт. Переучилась, когда ушла из совета, наконец пригодилось психологическое образование. Епифания сказала, это словно поджигатель стал пожарным, но на самом деле это было частью моего плана по выживанию. Когда умер Габриель и я начала изучать, как тонут люди, однажды я зашла слишком далеко и чуть не погибла. Вода была очень холодной, и я провела внизу слишком много времени. Меня вытащили как раз вовремя, и я сделала вид, будто это была глупая случайность. Но знала, что на самом деле это было нечто большее, и извлекла для себя ценный урок. Я борюсь за жизнь и не хочу умирать. Проблема была в том, что я зависела от собственных эмоций, – мне не хватало контроля, и иногда скорбь одолевала силу воли.
Поэтому я придумала план по выживанию. Первым делом я взяла Хайзума. Его бы я никогда не оставила – он теперь любовь моей жизни. Затем я выучилась на психотерапевта. Научилась понимать свои эмоции, и с этим знанием пришла определенная степень контроля. Я никогда никому не рассказывала, как чуть не утонула, даже когда сама посещала специалиста в рамках профессионального образования. Честно говоря, мне стыдно, и я от себя такого не ожидала. У меня много слабостей, не всегда приятных – я нетерпеливый водитель, я устраивала пожары, я люблю макать в чай печенье, – но пораженцем я никогда не была. А утонуть, умышленно или по неосторожности, – явное пораженчество. Мой план по выживанию сработал, и я жива. Но теперь я хочу большего. Я не хочу, чтобы моя жизнь определялась чьей-то смертью, пусть даже единственного сына. Хайзум помог мне не умереть, но теперь я хочу снова жить, а не выживать. Даже весной.