Мудрость Салли

Владелица клиники, Джорджина, – психотерапевт и живет в большой квартире на верхнем этаже с тарантулом по имени Мэрион и серым попугаем жако по имени Мориарти (она считает их гораздо более приятной компанией, чем ее бывший муж, и в спальне с ними куда меньше мороки). Джорджина – эффектная амазонка с пышной копной седых волос и пронзительными синими глазами, ей около шестидесяти. Она носится по клинике, как фанатичный турист, и болтает, словно старый радиоприемник. Я никогда не видела ее в другой одежде, кроме врачебного халата и/или военных штанов с ботинками «доктор Мартинс», а зимой она носит огромные толстовки, потрепанные, словно их изгрызла стая злобных мышей.

Феннель, мастер по акупунктуре, ее полная противоположность – нервная и хрупкая, она напоминает бобовый росток в шляпке. Феннель носит унылые однотонные комплекты с длинными, узкими вельветовыми юбками, сочетая их с яркими полосатыми колготками (едва заметными над удобными туфлями на плоской подошве) и висячие этнические сережки, которые, как она считает, добавляют ее стилю жизнерадостности. Она ошибается. Она напоминает безумную тряпичную куклу, и я при любой возможности избегаю ее. Я бы ей и пуговицу пришить не доверила, не то что засовывать в меня иголки.

Мой кабинет находится за приемной, и из него открывается прекрасный вид на сад. По-моему, там очень уютно, но Хелен называет это бардаком. Но беспорядок тщательно спланирован. Я точно знаю, где что лежит, и никому нельзя переставлять вещи. Если это случится, я сразу узнаю. Полированная поверхность стола из древесины грецкого ореха почти полностью скрыта под ноутбуком, одиноко стоящим среди книг, листами бумаги, чашей со старыми стеклянными шариками, фотографиями моего любимого мальчика и Хайзума и тяжелым лаковым телефоном. Еще там стоит маленькая аспидистра, племянница одной из незамужних теток, в побитом горшке с синей глазурью, украшенном довольно приторными херувимами, и большой стеклянный снежный шар с изображением Парижа. Если мне нужно прийти в себя после работы с тяжелым клиентом, прикосновения к холодной гладкой сфере действуют успокаивающе, а несколько поворотов ключа и легкое встряхивание пробуждают волшебный музыкальный мир, в котором я могу забыться, пока не перестану хмуриться. Еще я имею обыкновение предлагать особо проблемным клиентам заглянуть в его глубины и расслабиться, чтобы выиграть немного времени и придумать хотя бы отдаленно конструктивный ответ вместо единственной реакции, которая приходит в голову: «Бога ради, отстань от меня и займись чем-нибудь полезным!»

Напротив двери – большой открытый камин с блестящими зелеными и синими изразцами и резным деревянным обрамлением. Над ним большая репродукция в раме: девушка во вздымающемся на ветру платье и широкополой соломенной шляпе выгуливает на поводке двух грейхаундов. На заднем плане виднеются холмы и светло-голубое небо с пышными кремовыми облаками. Это знаменитая картина Чарльза Веллингтона «Диана в горах», и она никогда мне не надоест. За рабочим столом я сижу на довольно потрепанном вращающемся стуле, а еще в кабинете стоят два удобных кресла с высокой спинкой и мягкий диван. На маленьком круглом столике между диваном и одним из кресел стоит коробка с бумажными салфетками, кувшин воды и стакан. А в нижнем ящике моего стола лежит бутылка водки.

Жужжит интерком, и Хелен сообщает о приходе моего первого клиента. Люди приходят ко мне по абсолютно разным причинам. Некоторым я даже помогаю справиться с тяжелой утратой. Это самые непростые клиенты. Потерпев сокрушительное поражение в работе с собственной потерей, я чувствую себя словно толстый диетолог или мозговой хирург-амбисинистр (слово дня – человек, который не владеет ни правой, ни левой рукой). Я словно избитое, но правдивое клише, как строитель, который никак не может перестроить собственную кухню, или парикмахер, у которого вечно нет времени уложить собственные волосы. Сегодня я принимаю Эррола Гринмана, и моя единственная проблема с ним – пытаться сохранить серьезное лицо. Я открываю ему дверь, он заходит и устраивается на мягком диване. На нем, как обычно, простая серая рубашка, расклешенные джинсы и жилет, который, похоже, связала ему мама. Эрролу сорок три года, он по-прежнему живет с родителями, и у него никогда не было женщины. Или мужчины. Или друга. Он собирает куклы «Экшн Мэн» и посещает съезды их любителей. Ест еду только белого, красного или коричневого цветов и никогда не мешает эти два типа на одной вилке. Но самое удивительное, что Эррол посещает меня вовсе не по этим причинам.

– Итак, Эррол, расскажи мне: как прошла неделя?

Эррол вздыхает и качает головой.

– Ужасно. Это происходило каждую ночь. Я так изранен, что едва хожу, и боюсь, что обо всем узнают родители. Они придут в ужас!

Когда он говорит, в уголках его губ появляются две похожих на творог капли слюны, которые растягиваются, как струны, когда он открывает рот.

Я ободряюще киваю и прошу его продолжать.