Муха в розовом алмазе

...Перед тем, как направиться в ставку Али-Бабая, я решил посмотреть, насколько быстро скапливается вода перед завалом. Первым к подземному озеру подошли мы с Синичкиной. И увидели, что влага в смертельной своей ипостаси сантиметр за сантиметром подбирается к нашим ногам.

- Дней через пять, максимум через неделю, мы, скорее всего, задохнемся у забоя первого штрека... - проговорил я, наблюдая как медленно, но верно превращаюсь в остров.

- Почему именно там? - спросил Веретенников упавшим голосом.

- Забой этого штрека дальше других отстоит от устья и потому расположен гипсометрически выше других участков штольни, - ответил я. - Воздушная пробка там будет самая объемная...

- Всем в ней издыхать нет смысла, и потому прямо сегодня предлагаю разыграть эти самые воздушные пробки, - преложил Кучкин вполне серьезно. Штреков и квершлагов тут полно, каждому достанется по отдельной...

- Могиле... - добавил Валерий, мрачнея все больше и больше..

- Неужели ничего нельзя сделать? - обернувшись ко мне, растерянно спросила Синичкина.

- Нет... Даже верить не во что, - вздохнул я и обратился к Али-Бабаю по-русски:

- Что, финиш, папаша?

- Иншалла! - взметнул руки к кровле Али-Бабай. Весь вид его выражал спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.

- Что он сказал? - встрепенулась девушка, почувствовав оптимизм в голосе подземного араба.

- Он сказал, что на все есть воля Аллаха, - скривил я лицо в скептической улыбке. - Пошлите, что ли, пир во время потопа устроим? Не пропадать же вину и продуктам?

- Точно! - обрадовался Кучкин, до этого шевеля губами, считавший что-то в уме. - И первый тост я предложу за двоечника Чернова. Или нет, к черту ложную скромность - за выдающегося математика и человека Александра Сергеевича Кучкина.

- Не понял? - уставился я в его довольное лицо.

- А что тут понимать? Ты сказал, на умишко свой положившись, что мы сдохнем через неделю, а я вот, великодушно дарю всем по две тысячи полновесных дней.

- Две тысячи дней? - удивился Веретенников.

- Ага! Это легко просчитать. Прикинь, длина всех выработок штольни составляет около пяти километров, ты сам мне об этом как-то говорил. Сечение выработок в среднем пять целых восемь десятых квадратных метра, значит, объем штольни составляет где-то около тридцати тысяч кубических метров. Или для простоты вычислений - около тридцати миллионов литров. Дебет сточных вод - сами видите - около 10 литров в минуту. Значит, для того, чтобы наполнить все выработки штольни понадобится три миллиона минут или около шести лет. А за шесть лет мы по всей вероятности что-нибудь придумаем!

- Шести лет не получится... - покачал я головой. - Тридцать миллионов литров воздуха мы обескислородим дней за двести... Так что всего через пару месяцем мы будем драться друг с другом за место под скважиной...

- Ты просто паникер... - поморщилась Синичкина.

- Посмотрим, - ответил я. И движением рук предложил Али-Бабаю возглавить шествие к его апартаментам.

Через пятнадцать минут все мы, за исключением, конечно, Вольдемара Владимировича и Баклажана, оставшихся в КПЗ, сидели в совершенно сухой рассечке четвертого штрека, как раз под отверстием скважины, пробуренной из пятой камеры второй штольни.

Да, да, сидели в рассечке, обитой приятно пахнущей сосновой вагонкой и с полами из толстых досок, освещенной несколькими настенными керосиновыми лампами под расшитыми крестиком шелковыми абажурами. Сидели, обложившись мягчайшими подушками, на помосте, покрытом пушистыми персидскими коврами, ели рыбные консервы и тушенку, запивая их великолепными винами из чудесных фаянсовых пиал. И думали над предложением хозяина подземелья: Али-Бабай, явно обрадованный моим с Синичкиной появлением в его подземных чертогах, предложил нам сделать праздничный плов.

Но я убедил товарищей отказаться от этого заманчивого предложения - на мой взгляд разведение открытого огня в условиях острого дефицита кислорода было делом не благоразумным.

Подкрепившись (и подогревшись), я укрыл байковым одеялом скоропостижно заснувшую Анастасию и попросил хозяина подземелья рассказать, как он дошел до такой беспросветной жизни. И Али-Бабай начал с грехом пополам рассказывать (если и есть у зомберов ахиллесова пята, так это область мозга, ответственная за устную речь). Слушали его мы с Веретенниковым, остальные разговорного английского практически не разумели. Передам рассказ подземного араба вкратце.

После того, как мы с друзьями улетели с Кумарха в Душанбе на правительственном вертолете, некоторое время дела у Али-Бабая шли хорошо. Бывшая его зомберская гвардия строила дороги и восстанавливала заброшенные кишлаки.

Но строители, а также чабаны и земледельцы из них получились неважные: менталитет был явно не тот. Нет, они добросовестно выполняли приказы, но дороги ими прокладывались совсем не туда, куда было нужно, бараны не плодились и не размножались, а рожь выгорала или вовсе не родилась.